Читаем Хорошие плохие книги полностью

Для меня они прежде всего ассоциируются с именем Дональда Макгилла, поскольку он не только наиболее плодовитый и, безусловно, лучший из сегодняшних художников, работающих в этом жанре, но также и самый репрезентативный, идеально представляющий традицию. Кто такой Дональд Макгилл, я понятия не имею. Скорее всего это имя – «торговая марка», поскольку минимум одна серия открыток выпускается под названием «Комиксы “Дональд Макгилл”»[56], но в то же время он – безусловно, реальное лицо со своим «почерком», узнаваемым с первого взгляда. Любой, кто просмотрит большое количество его открыток, заметит, что многие из них с точки зрения рисунка даже нельзя назвать бездарными,[57] но было бы чистым дилетантством делать вид, будто они имеют хоть какую-то эстетическую ценность. Юмористическая открытка – это просто иллюстрация к шутке, причем всегда низкого пошиба, и ее успех или неуспех зависят от способности вызывать смех. За этими пределами она представляет лишь «идеологический» интерес. Макгилл – умелый рисовальщик, не лишенный таланта карикатуриста в изображении лиц, но главная особенность его открыток в том, что они в высшей степени типичны. Они воплощают давно существующий стандарт юмористической открытки. Ничуть не будучи подражательными, они демонстрируют квинтэссенцию того, что являет собой юмористическая открытка на протяжении последних сорока лет, и по ним можно судить о смысле и задачах всего жанра. Возьмите дюжину таких открыток, желательно Макгилла – если вы из целой колоды отберете те, что покажутся вам наиболее смешными, то скорее всего обнаружите, что большинство из них нарисованы Макгиллом, – и разложите перед собой на столе. Что вы видите?

Первое впечатление – это ошеломляющая вульгарность, неминуемую скабрезность и ужасные краски оставим в стороне. Их «интеллектуальный посыл» – ниже не придумаешь, и проистекает он не только из характера шуток, но даже в большей степени из гротескного, кричащего, вульгарного качества рисунка. Композиция, как у ребенка, изобилует неуклюжими линиями и пустотами, все фигуры, каждый жест и поза намеренно уродливы, лица – ухмыляющиеся и бессмысленные, а женские фигуры чудовищно пародийны, с ягодицами как у готтентоток. Однако следующее впечатление – это ощущение чего-то смутно знакомого. О чем все это вам напоминает? На что похоже? Прежде всего, разумеется, это напоминает другие открытки, которые вы, возможно, рассматривали в детстве. Но также это нечто столь же традиционное, как греческая трагедия, нечто вроде «субкультуры» шлепков по заду и тощих мачех, являющейся частью западноевропейского сознания. Не то чтобы шутки были обязательно затасканными. Не ограниченные запретом на пошлость, юмористические открытки повторяются реже, чем шутки в колонках уважаемых журналов, но их базовый предмет и сам характер шуток всегда остаются неизменными. Иногда встречаются среди них действительно остроумные, в духе Макса Миллера[58]. Например:

– Мне нужна дома опытная девушка.

– Но я не опытна!

– Так вы еще и не дома!


– Я много лет боролась за то, чтобы иметь меховую шубу. Как вам удалось заполучить свою?

– Я прекратила бороться.


Судья: Вы увиливаете, сэр. Спали вы с этой женщиной или нет?

Ответчик: Глаз не сомкнул, Ваша честь!


В целом, однако, они не столько остроумные, сколько смешные, и к чести Макгилла нужно сказать, что рисунок на его открытках часто бывает намного смешнее, чем шутливая подпись к нему. Очевидно, что главная характеристика этих юмористических открыток – их фривольность, и об этом я подробнее поговорю позднее. А сначала в общих чертах проанализирую их основные темы, предварив отдельные из них по мере необходимости объяснительными заметками.


Секс. Более половины, может быть, даже две трети шуток касаются секса и располагаются в диапазоне от невинных до почти непечатных. Самая, вероятно, излюбленная тема – незаконнорожденный ребенок. Типичные подписи: «Не могли бы вы поменять этот счастливый амулет на бутылочку для детского питания?»; «Она не просила меня о крестинах, поэтому я не собираюсь просить ее о свадьбе». Также популярны темы молодоженов, старых дев, обнаженных статуй и женщин в купальниках. Они смешны уже ipso facto[59], само их упоминание вызывает смех. Шутки на тему обманутого мужа встречаются редко, и никогда не упоминается гомосексуализм.

Непреложные правила для шуток на тему секса:

А) Брак приносит выгоду только женщине. Каждый мужчина замышляет соблазнение, а каждая женщина – замужество. Ни одна женщина никогда не остается незамужней добровольно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Оруэлл, Джордж. Сборники

Все романы в одном томе
Все романы в одном томе

В этот сборник – впервые на русском языке – включены ВСЕ романы Оруэлла.«Дни в Бирме» – жесткое и насмешливое произведение о «белых колонизаторах» Востока, единых в чувстве превосходства над аборигенами, но разобщенных внутренне, измученных снобизмом и мелкими распрями. «Дочь священника» – увлекательная история о том, как простая случайность может изменить жизнь до неузнаваемости, превращая глубоко искреннюю Веру в простую привычку. «Да здравствует фикус!» и «Глотнуть воздуха» – очень разные, но равно остроумные романы, обыгрывающие тему столкновения яркой личности и убого-мещанских представлений о счастье. И, конечно же, непревзойденные «1984» и «Скотный Двор».

Джордж Оруэлл , Френсис Скотт Кэй Фицджеральд , Фрэнсис Скотт Фицджеральд , Этель Войнич , Этель Лилиан Войнич

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза / Прочее / Зарубежная классика

Похожие книги

Марсианин
Марсианин

Никто не мог предвидеть, что строго засекреченный научный эксперимент выйдет из-под контроля и группу туристов-лыжников внезапно перебросит в параллельную реальность. Сами туристы поначалу не заметили ничего странного. Тем более что вскоре наткнулись в заснеженной тайге на уютный дом, где их приютил гостеприимный хозяин. Все вроде бы нормально, хозяин вполне продвинутый, у него есть ноутбук с выходом во Всемирную паутину, вот только паутина эта какая-то неправильная и информацию она содержит нелепую. Только представьте: в ней сообщается, что СССР развалился в 1991 году! Что за чушь?! Ведь среди туристов – Владимир по прозвищу Марсианин. Да-да, тот самый, который недавно установил советский флаг на Красной планете, окончательно растоптав последние амбиции заокеанской экс-сверхдержавы…

Александр Богатырёв , Александр Казанцев , Клиффорд Дональд Саймак , Энди Вейер , Энди Вейр

Фантастика / Боевая фантастика / Космическая фантастика / Попаданцы / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия
Анекдот как жанр русской словесности
Анекдот как жанр русской словесности

Судьба у русского анекдота крайне сложная и даже истинно драматическая. Целые столетия его упорно старались не замечать, фактически игнорировали, и это касается и народного анекдота, и анекдота литературного. Анекдот как жанр не существовал.Ефим Курганов, автор нескольких книг по теории и истории литературного анекдота, впервые в филологической науке выстраивает родословную русского анекдота, показывает, как этот жанр расцветал в творчестве Пушкина, Гоголя, Лескова, Чехова, Довлатова. Анекдот становится не просто художественным механизмом отдельных произведений, но формирует целую образную систему авторов, определяет их повествовательную манеру (или его манеру рассказа). Чтение книги превращается в захватывающий исследовательский экскурс по следам анекдота в русской литературе, в котором читатель знакомится с редкими сокровищами литературных анекдотов, собранных автором.Входит в топ-50 книг 2015 года по версии «НГ–Ex Libris».

Ефим Яковлевич Курганов

Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное