Хорошие плохие книги

Бесконечно повторяющийся, почти доминирующий мотив юмористических открыток – женщина с выдающимся «антифасадом». В половине таких открыток, а может, и более чем в половине, даже если сама шутка не имеет никакого отношения к сексу, появляется эта женская фигура: пухлая, «сладострастная», в платье, облегающем ее тесно, как собственная кожа, с непомерно пышной грудью и такими же ягодицами. Нет сомнений, что такие картинки призваны приподнять крышку над котлом, в котором долго скапливались пары подавленной чувственности, что вполне естественно для страны, где женщины в молодости настолько стремятся выглядеть стройными, что готовы сурово ограничивать себя во всем. Но в то же время открытки Макгилла – что справедливо и по отношению к другим открыткам этого жанра – не являются преднамеренной порнографией, а тонко пародируют ее. Готтентотские фигуры женщин представляют собой окарикатуренный тайный идеал английского мужчины, но не портрет этого идеала. Более внимательно присмотревшись к открыткам Макгилла, замечаешь, что фирменное свойство его юмора обретает смысл только в сопоставлении со строгими нравственными нормами. Если в таких журналах как «Эсквайр», например, или «Парижская жизнь» предполагаемая подоплека шуток – всегда промискуитет, подрыв всех условностей, то подоплека макгилловских открыток – брак. Четыре главные темы шуток – нагота, незаконнорожденные дети, старые девы и молодожены. Ни одна из этих тем не показалась бы смешной в обществе, по-настоящему распущенном или даже просто «искушенном». Открытки про молодоженов во время медового месяца всегда несут печать той жизнерадостной непристойности деревенских свадеб, где до сих пор считается смешным до слез привязывать колокольчики к кровати новоиспеченных супругов. На одной из таких открыток, например, молодой супруг вылезает из кровати наутро после брачной ночи. «Первое утро в нашем собственном маленьком домике, дорогая! – говорит он. – Пойду заберу с крыльца молоко и газету и принесу тебе чашечку кофе». На вставной картинке мы видим крыльцо, на котором стоят четыре бутылки молока и лежат четыре газеты. Это, если хотите, неприлично, но не аморально. Подразумевается – «Эсквайр» или «Нью-Йоркер» постарались бы любой ценой избежать подобного скрытого смысла, – что брак это нечто глубоко волнующее и важное, величайшее событие в жизни любого нормального человеческого существа. То же с шутками про ворчливых жен и деспотичных свекровей. Эти шутки как минимум предполагают стабильность общества, в котором брак нерушим и преданность семье сама собой разумеется. С этим связано нечто, уже отмеченное мной ранее: тот факт, что нет или почти нет открыток, на которых были бы изображены красивые люди не первой молодости. Вы можете увидеть молодую влюбленную пару, тесно прижавшуюся друг к другу, или чету средних лет, ссорящуюся как кошка с собакой, но в промежутке между ними – ничего и никогда. Незаконная любовная связь, тайный, но более-менее благопристойный роман, которые были главной темой шуток во французских юмористических журналах, не являются сюжетом ни одной открытки. И это отражает – в юмористическом ключе – мировоззрение рабочего класса, с точки зрения которого непреложным считается факт: молодость и приключения – если не вообще личная жизнь как таковая – заканчиваются со свадьбой. Одним из немногих исконных классовых различий, сохранившихся в Англии до настоящего времени, является то, что представители рабочего класса стареют гораздо раньше. Это не значит, что они меньше живут (при условии, что удалось выжить в детстве) или раньше утрачивают способность к физической активности, но внешнюю моложавость они теряют раньше. Это можно наблюдать повсюду, однако наиболее очевидно данный факт находит подтверждение, когда в пунктах регистрации наблюдаешь за мужчинами старшей возрастной категории, записывающимися на военную службу; представители среднего и высшего классов выглядят в среднем лет на десять моложе других своих сверстников. Обычно это объясняют тем, что жизнь рабочих людей более тяжела, но сомнительно, что такое различие существует и теперь, как это принято считать. Более вероятная причина заключается в том, что рабочий человек достигает среднего возраста раньше, так как раньше смиряется с ним. Потому что выглядеть молодым, скажем, после тридцати можно, только если этого захотеть. Подобное обобщение меньше относится к хорошо оплачиваемым рабочим, особенно тем, кто живет в муниципальных домах, в квартирах, оборудованных бытовой техникой, но до определенной степени справедливо и в отношении их, что свидетельствует о различии жизненных установок. Женщины-работницы обычно придерживаются более традиционных взглядов, больше привержены христианскому прошлому, чем состоятельные женщины, которые стараются и в сорок выглядеть молодыми благодаря физическим упражнениям, косметике и предохранению от беременности. Стремление любой ценой сохранить молодость, сексуальную привлекательность, даже в среднем возрасте видеть будущее для себя, а не только для своих детей – веяние последних лет, которое пока еще только утверждается в обществе. Вероятно, оно опять исчезнет, когда уровень жизни упадет, а уровень рождаемости повысится. «Юность не вечна» – эта максима выражает нормальное, традиционное отношение к жизни. И эту древнюю мудрость Макгилл и его коллеги отражают – конечно, неосознанно, – когда не признают промежуточной стадии между медовым месяцем и непрезентабельными фигурами немолодых Мамы и Папы.