Хороший братец – мертвый братец

Под узким навесом у стены хлева хранился у Матвея запас дров на зиму. Мужик он, конечно, был безалаберный, но без дров зиму не проживешь. Он и сам не помнил, где и как раздобыл березовые чурбачки, все до одного переколол и аккуратно сложил в поленницу. Где-то в глубине беспутного человека таился трудолюбивый и основательный хозяин.

Он набрал охапку поленьев, выбрал позицию и сложил боеприпас на краю огорода. Решил абы как не бросать. Прикинул, где спрятался бы сам, будь он кабаном или бесом, и метнул полено в дальний левый угол. Снаряд шлепнулся в заросли, но никто не хрюкнул, не взвизгнул. Второе полено Матвей направил в противоположный угол. И там пусто. Он мысленно разбил огород на квадраты и приступил к методичному поленометанию. Когда боеприпас закончился, он сходил еще за одной охапкой. Обстрел результатов не принес. Точнее, выявил, что кабан в огороде не прячется. Наверняка прокрался кругом, бегом и проскользнул в хлев, пока Матвей огород бомбил. Караул-то у ворот не выставлен. Однако и в хлеве наблюдалось прискорбное отсутствие кабана и, соответственно, бесов. Пропали, как их и не было.

Страшное подозрение вновь шевельнулось в голове. Были ли? Может, попросту приснились? Или того хуже – привиделись? Говорил ведь дядька Мирон, пока был жив: «Смотри, Матюха, допьешься до белой горячки». Матвей обижался: «Не пью я вовсе – так, выпиваю. Белочке меня ни в жисть не взять».

Неужто прав был дядька? Неужто взяла?

Однако Матвей не хотел сдаваться. Быть того не может, чтобы белочка. Взять, к примеру, Сашку Балабанова – вот у того была горячка. Бесновался, будто в него самого бесы вселились. А он, Матвей, спокоен, разумен…

Шевельнулась новая мысль, ужасней прежней. А если не разумен? Если он того… слетел с катушек и глюки его одолевают. Белочка – дело житейское, с любым может случиться. Вот если разума лишиться, тогда кранты. Разум – последнее, что у него еще оставалось. А родительский дом разве в счет не идет? Нет, это другое. Пусть из дома выгонят, пусть дом отнимут, сожгут, но он-то, Матвей, останется прежним, всего лишь бездомным. Живут же бомжи, и они люди. А головой повредиться – все равно что умереть, только гораздо хуже.

– Ку-ку!

Он обернулся. Рыло Бориса Николаевича выглядывало из щели – раздвинутых планок штакетника в заборе, отгораживающем огород Зои Марковны от Матвеевых сорняков. Матвей обрадовался кабану как родному. Пусть нечисть, пусть белочка – пусть все что угодно, лишь бы не сумасшествие!

Да, ничего не скажешь, беспокойными соседями были бесы. Порой поднимали гвалт на всю округу. Соседка Зоя Марковна долго терпела, не выдержала и закричала через забор:

– Ей-богу, я в полицию пойду! Пить пей, а скандал не поднимай! Житья не стало, уши болят.

– Иди, Зой Марковна, иди, – отвечал Матвей. – Я спасибо скажу.

Он бы и сам побежал за помощью в опорный пункт, но что может сделать деревенский участковый в мутной ситуации, от которой даже священник отступился? К обеду соседка собрала сумку и пошла на остановку ждать автобус в район, где жила дочь с мужем. Матвей об ее отъезде не жалел, а, напротив, ощутил облегчение. Конечно, у соседки удавалось иной раз перехватить в долг рубль-другой, но ее осуждающий взгляд время от времени пробивал дубленую шкуру нашего героя, отчего где-то в его утробе – животе или сердце – возникали малоприятные ощущения, нечто вроде позывов к душевной рвоте, с которыми он справлялся привычным способом: парой кружек хмельного.

В один прекрасный день соседский недоросль Сенька Калашников забрался в опустевший двор Зои Марковны и, прячась в кустах возле забора, принялся обстреливать из рогатки Бориса Николаевича, покоящегося в луже. Вряд ли бесам понравились острые камешки, посланные тугим жгутом, которые на близкой дистанции били ничуть не слабее полицейских резиновых пуль.

– Мотька, гаденыш, – проревел Магардон, – ты куда пропал?! Поймай засранца!

Матвей выскочил из дома, мгновенно оценил ситуацию, выметнулся из калитки и бросился за Сенькой. Даром что алкаш, а все-таки поймал стервеца, надрал уши, пригрозил:

– Еще раз тронешь кабана, скажу отцу. Он с тебя шкуру спустит.

Сам был бы рад ошкурить хулигана, но сосед не одобрит.

– Дядь Моть, я ни-ни, чесслово, только бате не сексотьте, – заныл Сенька.

Матвей отпустил его с миром. Мальчишка пустился бегом по улице, остановился возле Матвеева двора, выпустил по кабану несколько зарядов и помчался дальше. Матвею же крупно нагорело от Магардона.

Ох, не стоило сводить бесов вместе! Матвей тысячу раз пожалел о своей неосторожности. Если вспомнить, сколь настырно проявили себя враги рода человеческого за обозримую историю, воевать меж собой они могли до скончания века. Надо было срочно принимать меры. В одно из перемирий в бесовской войне Матвей опустился на нижнюю ступеньку крыльца и стал думать думу. Ничего путного в голову не приходило. Борис Николаевич подошел к Матвею и молча уставился на него с немым укором. Матвей понял без слов:

– Что делать, Боря, сам страдаю.