Хороший братец – мертвый братец

Матвей встал, повернулся к калитке, притворившись, что уходит. Равнодушно бросил через плечо:

– Как знаешь, в черепаху так в черепаху.

– Дядь Моть, – завопил Сенька, – пошутил я! Бегу…

«Интересно, станет Мишка чваниться или прилетит как бегемот с ракетой в заднице?» – подумал Матвей.

Дьяк прискакал минут через двадцать. Покосился на кабана, отдыхавшего в луже.

– Чего звал?

– Здорóво, Дьяк. Дела-то у тебя как? Работу нашел? Или по-прежнему груши околачиваешь?

Вопрос был скрыто издевательским. Все рабочие места в Березовке плотно забиты, а новых не намечалось. Дьяк сверкнул глазами, однако дерзить духу не хватило.

– Я тебе занятие нашел, – сказал Матвей.

– С какой радости?

– По дружбе.

– Ага! Скажи еще, из симпатии.

«Пора окоротить», – подумал Матвей.

– Короче, так, будешь за кабаном ходить.

– Забурел, что ли? – спросил Дьяк. – Сколько будешь платить?

– Ни хрена и столько же премиальных.

– А гвоздей жареных не хочешь?

Сявкнул и пошел. Вот ведь сволочь!

Когда Дьяк отбыл, Матвей подошел к луже, чтоб пожаловаться. На его зов Борис Николаевич открыл один глаз.

– Слышал? – спросил Матвей, еще не зная, к которому из бесов обращается.

Ответил Елизарка:

– Не обламывайся. Устряпаем ему козью морду.

Пацан сказал, пацан сделал. Через несколько дней Мишка Дьяков полез на крышу – жена пристала: «Почини да почини, пока погода сухая», – свалился оттуда, треснулся башкой и двинул копыта. Кто виноват? Баба и виновата, нечего было мужа на крышу гнать…

Но вдова даже не думала каяться. Кого хочешь спроси, любой скажет, что Дашка Дьякова – женщина вздорная, скандальная. На Мишкиных похоронах у открытого гроба начала кликушествовать:

– Это алкаш поганый, чтоб он сдох, Мишу погубил. Хотел, чтоб на него бесплатно работали. Миша отказался, так он на Мишу своих чертей натравил.

Сам-то «алкаш поганый» на кладбище не пошел, ему Вован Дашкины проклятия пересказал. Матвей выслушал и спросил:

– Ну хоть заткнул ее кто?

– Молчали.

– Одобряли? Поверили ей?

– Я не опрашивал.

Кое-кто, вероятно, несправедливо обвинит Матвея в злопамятности и мстительности. Но кто, скажите, оказавшись на его месте и заполучив такое мощное орудие, как бесы, отказался бы отплатить оком за око?

Однако, как бы то ни было, без работника не обойтись.

– Вован, – попросил Матвей, – домой пойдешь, заскочи по пути к Климу. Пусть ко мне заглянет.

– За коим он тебе?

– Хочу в работники взять.

– Однорукого?

– Я бы безрукого взял, они лучше одноруких, да нет таких в деревне. Как-то по ящику показывали, за бугром девка одними ногами с любой работой управляется, даже дочку с ложечки кормит. Мне бы такую, так ведь не поедет в нашу глухомань.

– Пижонишь, – сказал Вован, – ох, пижонишь.

– Прикинь, с моей ли харей двурукого запрягать? – с напускным смирением вздохнул Матвей.

Клим, однорукий, разумеется, не посмел отказаться. А Вован зачастил к Матвею. В этот раз начал издалека.

– Здорово.

– И тебе не хворать, – осторожно ответил Матвей, надеясь оттянуть неприятные объяснения, а если не удастся, то соврать: мол, Магардон над твоей просьбой еще думает.

– Слыхал новость?

– Откуда? Никто ко мне не заходит, и я никуда.

– Боятся.

– С чего бы? Мои никого не обижают. Кроме меня, конечно.

– Разве? Ивана Иванова с Иваном Никифоровым кто поссорил? Они теперь как собаки грызутся.

Здесь необходимо пояснить: оба упомянутых Ивана проживали по соседству, на улице Коммунаров (впрочем, название не имеет значения для повествования и никак не объясняет описываемые события). Были они одногодками и друзьями не разлей вода с младых ногтей. Да и в зрелые годы оставались чуть ли не крестовыми братьями, как Илья Муромец с Добрыней Никитичем, как Ахилл с Патроклом. Вместе на рыбалку, вместе в баню, вместе за праздничный стол… Единственное, что их разделяло, – забор между дворами, который достался им от покойных родителей, и они не захотели его рушить, чтобы «все оставалось как при предках». Да и жены не разрешили бы: они меж собой не особо ладили. Теперь и мужья расплевались. Злейшие враги.

– При чем здесь бесы? – усомнился Матвей. – Люди и без них ссорятся.

– Бывает, – согласился Вован. – Но тут еще коза Ивана Никифорова замешалась. Бесовская была тварь. Не зря Занозой назвали.

И он поведал, как поссорились два Ивана.