На этом Вован закончил рассказ. Матвей спросил:
– Ну и при чем здесь мои бесы?
– Ладно, проехали, – сказал Вован. – Я к тебе по делу. Как там наша проблема? Что решили?
– Думают, – соврал Матвей.
– Ништяк, – успокоил его Вован. – Пусть пока кумекают. Заказ от другой стороны поступил. Короче, Прохоров ко мне подвалил. Вы, говорит, с Матвеем Коростылевым приятели, поговори с ним, пусть на Афанасия своих бесов натравит. Убивать не надо, пусть порчу какую-нибудь напустят. Афонька мне дорогу перебежал, задумал, гнида, Станцию на халяву приватизировать. Нам варягов из Района не надо. Я и здесь, у нас, и в управлении кого надо подмазал, так он, сукин кот, перебить хочет. Пусть Коростылев постарается, я в долгу не останусь. И знаешь, говорит, если Афоньку того, то есть с концами, – это даже лучше получится. Скажем, молнией убьет или мост под ним провалится. Природные явления, никого не заподозрят, никто не виноват.
Матвей, желая понаблюдать, как Вован будет выкручиваться, притворно усомнился:
– Ты вроде другому обещал, Афанасию.
– Оба денег дали, – Вован и не думал юлить. – По мне, так все они идут лесом, буржуи гребаные.
– Ладно, придумаю что-нибудь, – пообещал Матвей.
– Так как насчет Нинки?
– Здесь облом, братан. Ты на ней жениться хочешь, а они на это никогда не пойдут. – Матвей даже не заикался Магардону о просьбе Вована, но точно знал, что бес ответил бы. – Вот если б хотел поиграть, а потом бросить, тогда – пожалуйста, помогли бы с удовольствием. Ты уж сам добивайся…
С тем Вован и удалился, опечаленный. «Не так-то ты крут», – решил Матвей.
Оба заказа он передал бесам, давно перестав стесняться просить у них помощи. Магардон инициативу одобрил.
– Растешь на глазах. Одному только не научился: для себя не просишь.
– Зачем? Сам справляюсь, – похвалился Матвей. – Брагу ближнего возжелал и получил. Батрака взял в услужение. Надоели картоха да консерва, пусть он горячий харч варит…
– Эх, люди, – вздохнул Магардон. – Века за веками проходят, а вам все чечевичную похлебку дай, едва жрать захотите. Да ты вокруг оглянись!
Матвей понял совет буквально и обозрел двор. Малоприглядно. Бурьян, хлам повсюду, ворота хлева настежь распахнуты, калитка на одной петле висит.
– Вот именно, – сказал Матвей. – Беспорядок. Батрак приберет.
У Магардона на такую тупость слов не нашлось. Захрюкал, а потом соизволил перевести на русский:
– Пошире, пошире гляди!
– Не получится – улица-то узкая. На хрена зря зенки таращить? Мильон раз видел.
– Окрест посмотри…
Матвей осмотрел окрестности.
– Наша улица, Советская, а там, дальше, – другая улица, потом сельсовет, почта, универсам.
– А ты пошире.
– Не пойму я тебя. Всю Березовку, что ли?
– Именно, – подтвердил Магардон.
– Ну и чего? Открытие сделал. Я без тебя знал, где живу. О чем вообще базар?
Бес оставил укоризненный тон и заговорил торжественно. Чудно было слышать звучный, глубокий голос, прорезавшийся у свиньи:
– Дам тебе власть над всей деревней сей и над славой ее.
Матвей оторопел:
– Власть еще туды-сюды. Слава-то на кой?
– Без нее нельзя. Какая же это власть, если без славы. Вот о тебе, скажем, какая слава идет?
Матвей смутился, но ответил честно:
– Известно какая: лодырь, пьяница, никчемный человек.
– Хотел бы другую иметь?
– Не вопрос. Завсегда! Как?
– Силу надо иметь.
– Кое-какая силенка есть, – сказал Матвей. – Но один против всех не выстою. Возьми хоть Бугая, этот с одного удара завалит.
– Ну тогда богатство добудь. Это, конечно, не сама власть, но близко к тому. Полная власть – это когда никаких нет для тебя ограничений. Власть – это свобода…
– Я и так свободен. Куда хочу – иду. Что хочу, то и делаю.
Магардон иронически хрюкнул.
– Любой тебе в рожу плюнет, а ты только утрешься. Причем, обрати внимание, по собственному желанию, как свободный человек. Притом еще извинишься: простите, мол, что обеспокоил.
Горько стало Матвею. Правду говорит бес. Может, потому и пил беспутный бобыль, чтоб забыть все тычки и плевки. Ум и память глушил, чтоб не вспоминать. Если голову высоко нести не сумел, одно остается – глубже в тину погрузиться.
Матвей ждал, что еще скажет Магардон, каким словом добьет, однако тот замолчал, отошел к луже и плюхнулся в грязь. Дескать, я свое сказал, а ты думай.
Остаток дня думал Матвей, всю ночь без сна ворочался, а едва рассвело, отправился в хлев. Борис Николаевич спал на боку.
– Я подумал, – сказал Матвей.
Откликнулся Елизарка:
– Молодец. Смотри подтереться не забудь. Мамка небось учила.
Раньше Матвей страшно обиделся бы, а сейчас бросил безразлично:
– Старшого позови.
– Я старшой, – нагло заявил Елизар. – Говори, что хотел.
Нет, не зря Матвей мучился ночными думами, теперь его нахальством не возьмешь. Не стушевался, не побрел прочь, жуя сопли, – ответил резко:
– Мал еще со взрослыми беседовать. Ты хоть таблицу умножения знаешь?
– А то.
– Сколько будет восемью девять?
Бесенок надолго задумался. Видать, плохо там у них поставлено начальное образование.
– Много будет, – догадался наконец Елизарка. – Так нечестно. Таких чисел вообще нет, ты их сам придумал. Настоящие загадывай.