Хороший братец – мертвый братец

Суровый взгляд командира заставил Матвея унять гонор. Делать нечего, подчинился. Подошел к Пещере, нагнулся и позвал:

– Сосед, а сосед, выходи.

– С какого это рожна? – спросил из дыры Магардон.

Ответил Поддубный:

– С огромадного. Если не выйдешь, гранату брошу.

«Пусть бросает, – подумал Матвей, – все равно бесам бежать некуда. Борьку только жалко. Столько мяса зазря пропадет». В полный же голос сказал:

– Сосед, он гранату достал. Швырнет ведь не думая.

Вероятно, ложь прозвучала не слишком убедительно. Магардон отозвался, явно обращаясь не к Матвею, а к Елизарке:

– Слыхал? К врагам переметнулся, гнида, коллаборационист гребаный…

– Говорил я, людям нельзя верить, – отозвался Елизарка. – Этому паскуднику особо. Сто процентов предаст.

«Приплыл, – уныло подумал Матвей. – Даже глюки матерят».

– Гранату нельзя, – сказал он Поддубному. – Кабана попортите, а бесам – хоть бы хны, в одного из вас вселятся.

Он нагло лгал. Переселить беса из человека в животное относительно легко, а наоборот – из животного в человека – не так-то просто. Нужно, чтобы человек возжелал принять в себя демона и дал ему разрешение войти, однако Матвей надеялся, что Поддубному это неизвестно. Тот впрямь заглотил вранье не поперхнувшись.

– Не хотят выйти добром, заставим.

Он извлек из подсумка металлический цилиндр, чуть потолще школьного пенала, с винтовой крышечкой – вроде тех, что на флягах, – на одном из торцов. Матвей догадался, что это дымовая граната. Поддубный отвинтил крышечку, извлек спрятанный под ней шнурок, рванул его и тут же швырнул гранату в дыру. Было слышно, как она там шипит и мечется, отскакивая от одной стенки к другой. Из пролома повалил черный дым.

Через несколько секунд из Пещеры вылетел кабан. Спецназовцы расступились. Не то чтоб они струсили – пытаться задержать Бориса Николаевича было все равно что встать на пути мчащегося на высокой скорости автомобиля. Затем со двора донеслись испуганные вопли – кабан прокладывал себе дорогу в толпе. Спецназовцы потопали наружу.

Народ вперемешку со спецназовцами высыпал за ворота поглазеть издали на действия Бориса Николаевича. Вырвавшись на простор, кабан повел себя очень странно, словно принялся не к месту исполнять диковинный танец. Он крутился на месте, бросался то в одну, то в другую сторону и вновь вращался волчком. Можно предположить, что в это время происходило в его, так сказать, недрах. Демоны в панике боролись за управление Борисом Николаевичем, который и сам был до ужаса напуган и плохо поддавался внешнему – хотя правильнее было бы сказать, внутреннему – воздействию, тем более что команды поступали противоречивые.

Мест, подходящих для того, чтобы укрыться от погони, имелось катастрофически мало. Окрестности Станции были пустынны, к тому же справа – если смотреть, стоя в воротах, – ограничены рекой Бологой. Прямо напротив помещалась, как уже говорилось, Слобода, которая могла служить лишь временным убежищем. Где ни спрячешься, рано или поздно найдут. Позади Станции, примерно в полукилометре, виднелся небольшой лесок – тоже ненадежное укрытие. Так что разумнее всего было сдаться. Самое страшное, что могло произойти с бесами, – возвращение в Район, а там: либо ожидание в резерве, либо новое назначение. Вернее всего, их бы даже до поры до времени оставили в нынешнем привычном контейнере, то есть в Борисе Николаевиче. Но гордые демоны не желали сдаваться. Коллеги засмеют.

В общем-то, было не столь уж важно, куда бежать: в Слободу или в рощицу. В любой безвыходной ситуации иногда открывается неожиданный выход. Но гордыня и вздорность заели. Главное, бесы не умели управлять Борисом Николаевичем в ручном режиме. Возможно, потому, что в ретроспективе вселение бесов в свиней было разовой акцией, к тому же насильственной…

Естественно, свидетели великого события не видели, что происходит внутри кабана, однако слышали доносящиеся из него крики и могли представить, как разворачивается невидимая снаружи драма.

Вероятно, Магардон направил Бориса Николаевича к Слободе.

– Ты что творишь? К лесу надо! – завопил Елизар.

– Прячемся в развалинах, – рыкнул Магардон.

– Раскомандовался! – провизжал Елизар.

Кабан при этом развернулся на месте и помчался в противоположную от развалин сторону.

– Куда попер! Назад гони, назад!

– Отвали! Я поведу!

– Водилка не выросла, чтоб водить!

– Борька, жми к лесу!

Затем от устного спора Магардон с Елизаркой, как водится, перешли на личности и кулаки, то есть завязалась самая банальная драка.

Фантастично, сколь долго Борис Николаевич терпел этот бушевавший в нем кошмар. Он был незаурядной и даже героической личностью. Если его выдающиеся достоинства никак не проявились в этом повествовании, то лишь потому, что он ни разу не имел возможности показать себя, будучи игрушкой во власти демонов. Неизвестно, прав ли был сельский ветеринар, полагавший, что Борис Николаевич болен психически, но бесовская распря окончательно снесла ему башню.

– И-и-и-и-и-и! – Борис Николаевич визжал будто двигатель суперджета, входящий в запредельный режим.