Хороший братец – мертвый братец

Она осторожно протянула руку и поводила ладонью в воздухе – в полуметре над плечами Аркадия Захаровича. До невидимого существа она, судя по всему, не дотрагивалась.

– Вы, кажется, и сами немного его опасаетесь, – заметил Аркадий Захарович.

– А чего бояться? Твой недуг, не мой. Тебя-то враз сглодает, а мне безвреден.

Старуха опустила ладонь немного пониже. С незримой тварью она обращалась, словно змеелов с ядовитой змеей, без страха, но с осмотрительностью. Держалась расслабленно, даже небрежно и вдруг резко отдернула руку – притом настолько убедительно, что Аркадий Захарович, который ни в какого Жущера, разумеется, не верил, неожиданно для себя спросил:

– Что?! Цапнул?

– Где ему! Я ведь тоже не зевала…

– А говорите, для вас безвреден.

– Неприятно… Клыком зацепит – крапивница может пойти…

– А вот я, знаете ли, никого не вижу, – признался Аркадий Захарович.

– Так вот ты почему эдак-то спокоен… Жущера еще не узрел. Ладно, я тебя научу, как смотреть. Глаза не таращи, гляди как бы искоса, словно бы в дальний угол…

Аркадий Захарович терпеть не мог, когда его учили, однако за последние полгода привык выполнять любые распоряжения лекарей, а потому перестал напрягать глаза, расфокусировал взгляд, и тут ему почудилось, что над спиной его согбенного отражения в глубине зеркала сгустилась на мгновение неясная тень. «Быть не может», – мысленно встряхнулся он, и тень сразу же пропала.

– Уверился? – ворчливо осведомилась знахарка. – Ну что, мил он, твой недуг, а?

Аркадий Захарович пожал плечами.

– Немил, – уточнила старуха. – То-то же. А ведь откуда все болезни идут? От обиды да от страха… Жущер, он от обиды зарождается. На кого-то обижен ты сильно.

– А как тут не обидеться, – сказал Аркадий Захарович. – Вы посмотрите, какая жизнь вокруг, что с нами сделали, во что мы все превратились…

– Так-то оно, может, и так, да только ты и сам свою жизнь не украсил. Жущера вон на себя накликал.

Знахарка помолчала.

– Ну да ладно… Родители-то живы?

Аркадий Захарович покачал головой:

– Нет.

– У дедов, значит, гостят… А детки?

– Двое.

– Вот и хорошо. Стало быть, все, что требуется, у тебя есть…

– Простите, – сказал Аркадий Захарович. – Я, видимо, неясно выразился. Родителей у меня нет.

– Нет? Это как же?! А ты откуда произошел?

– Я имею в виду, в живых нет.

Знахарка усмехнулась:

– Были б живы, я тебя лечить бы не стала.

Аркадий Захарович покривился.

– Лечение мое от дедов дается, – сказала знахарка. – Другого не знаю.

Аркадий Захарович тоскливо вздохнул. Это было именно то, чего он опасался, когда противился уговорам сестры сходить к «известной на всю Россию бабушке Степании». Как он не любил это – дремучее, темное, многозначительное…

– И какова же ваша специализация? – спросил он устало, превозмогая навалившуюся вдруг тяжесть.

– Ты сядь, сядь, – сказала знахарка. – Эк Жущер-то тебя придавил.

Она усадила Аркадия Захаровича на стул возле круглого стола, покрытого бархатной бордовой скатертью с кистями.

– Ишь, Жущерила, негодник, вцепился… Ты зачем человека мучаешь? – бормотала старуха, садясь напротив. – Ну, чего скалишься, чего зубы ощерил! Недолго тебе…

И так же ворчливо пациенту:

– Потерпи, потерпи… Изведем мы скоро твоего Жущера. Запоминай, что делать. Прежде всего дашь ему родительскую косточку…

– Не понял, – медленно проговорил Аркадий Захарович.

На плечи ему словно камень давил, а соображал он туго, будто контуженный.

– Ты меня слышишь али нет? Косточку, говорю, надо ему дать.

– Какую косточку?

– Да ты по-русски, что ли, не понимаешь? Ро-ди-тель-скую. Отца твоего покойного кость…

Аркадий Захарович потряс головой, собираясь с мыслями.

– Нет, – сказал он. – Не годится мне такое лечение. Не стану я родительскую могилу раскапывать.

Он встал, пошатываясь.

– Куда вскочил, сядь, – проворчала старуха. – Зачем же могилы зорить? Типун тебе на язык. Скажешь такое… Никто от тебя вещественных костей не требует.

– Вы же сами…

– Так то не кость. Одна мысленность. Да Жущер подлинную-то косточку, пожалуй, не угрызет.

– Ничего не понимаю.

– А тебе и понимать не по чину, – сказала знахарка. – Ты вот что сделай: приди на могилу, зажги над ней веточку ивы. Когда ветка займется, громко позови отца по имени, а затем произноси вот такое слово:

Из-под корня Врех-древа,
Не из мертвого праха,
А от отцова паха
Да материнского чрева
Родится дева,
Именем Параскева.
Язвит она Жущер-недуга железной тростью
И вадит его родительской костью.
Изглодай-ка, недуг, родимую кость,
Меня ж, имярека, навеки брось.

– Экая чушь, – пробормотал Аркадий Захарович. – Нет, это мне не подходит.