Хороший братец – мертвый братец

– Ну, Катька!.. От кого-кого, а от тебя я такого не ожидал!

Сестра молча посмотрела на него, повернулась и пошла к дому.

– Катя, ты не права! – крикнул Аркадий Захарович ей вслед. – Я не могу… Это дико, нелепо, кощунственно. А главное – бессмысленно!

Сестра даже не обернулась.

Он тяжело поднялся на крыльцо и протопал в отведенную ему комнату, бывшую родительскую спальню. Здесь тоже ничего не изменилось с той поры, когда мать с отцом были еще живы. В углу стоял трельяж, такой же, как у знахарки.

Аркадий Захарович подошел к зеркалу. Собственная физиономия тоже вызывала раздражение. «Эх ты, кандидат в покойники по одномандатному списку», – подумал он и слегка прищурился, чтобы затушевать тени под глазами, морщины… и вдруг там, в зазеркалье, из-за спины человека с изможденным, страдальческим лицом выплыло на миг, словно проявилось, отчетливое отражение какого-то существа, сидящего у него на плечах.

У Аркадия Захаровича заколотилось сердце и ослабли ноги. Не веря своим глазам, он впился взглядом в зеркало, но тварь пропала. Он облегченно перевел дух: «Наслушался старую чертовку» – и устало опустился на край кровати. Трельяж находился справа от него, и Аркадию Захаровичу почудилось, будто в зеркале что-то промелькнуло. Он резко повернул голову.

В узкой створке трельяжа виднелось лишь его отражение. И ничего более.

Аркадий Захарович отвернулся, но тут же краем глаза вновь уловил сбоку от себя какое-то движение. На этот раз он не стал поворачивать голову, а просто еще сильнее скосил глаза.

Тварь была там. Она действительно сидела у него спине. Аркадий Захарович рассмотрел лишь голову, длинную шею, часть туловища и передние конечности, вцепившиеся в его плечи. Остальное срезали края створки.

Со слов знахарки Аркадий Захарович невольно вообразил себе Жущера чем-то вроде крокодила в чешуйчатой броне, но то, что он увидел, оказалось ни на что не похожим. Рыхлое, слизистое, покрытое наростами и пульсирующими жилками… Аркадия Захаровича затошнило. Даже в ночных кошмарах недуг не являлся ему таким страшным и отвратительным.

«Не паникуй! Это всего лишь галлюцинация», – приказал он себе.

Следует успокоиться, тогда наваждение исчезнет само собой. Надо лишь доказать собственному восприятию, что оно заблуждается. «Вот, смотри», – произнес он вслух, обращаясь к зрению, и надавил на левый глаз. Испытанный дедовский прием распознавания галлюцинаций. Реальные объекты должны раздвоиться, воображаемые не изменятся.

Все раздвоилось, включая Жущера. У Аркадия Захаровича захолонуло в груди, но он взял себя в руки. «Ладно, не бери в голову, – сказал он зрению. – Сейчас я его пощупаю, а осязание продемонстрирует тебе, что там ничего нет. Пустота».

Оказалось, однако, что заставить себя прикоснуться к видению страшного зверя не так-то просто. Несколько раз Аркадий Захарович, глядя в зеркало, поднимал и тут же отдергивал руку, так и не решаясь ткнуть пальцем.

«Чего тут бояться? Ну вижу я воочию свой недуг… И что с того? Что это меняет? Хуже уже не будет… То есть будет, конечно, и еще как будет… но от обличья болезни сие никак не зависит», – рассуждал Аркадий Захарович, подбадривая себя смутным обликом бесформенной, невидимой смерти, маячащей где-то неподалеку. С близкой кончиной он уже сжился – ему ли страшиться банальной галлюцинации, да еще к тому же явно навеянной фильмами о «чужих»?

«Ну так потрогай. Галлюцинации не кусаются», – съязвил какой-то особо трезвый уголок его сознания.

«А вот мне возьмет да почудится, что укусила…» – возразил Аркадий Захарович трезвому уголку. Всякий знает, что подробная, многомерная галлюцинация может включать в себя и ощущение тяжести на плечах, и раздваивающийся фантом, и боль от воображаемого укуса…

«Боль болью, а ранок-то от зубов не останется».

«Не факт. Ты что, про стигматы никогда не слышал?»

Трезвый уголок промолчал.

«А что, если я просто сошел с ума?» – тревожно подумал Аркадий Захарович.

«Ерунда, сумасшедшие не сомневаются», – отрезал трезвый.

Больше они к этой теме не возвращались, хотя спорили еще долго. Сошлись наконец на том, что придется попросту принять Жущера таким, каков он есть, – не задумываясь о степени его реальности…

Постучалась сестра и сухо позвала ужинать. Аркадий Захарович, не открывая дверь, отказался. За окном стемнело, но он не решался лечь, просидел полночи на краешке кровати, окончательно обессилел и стал прикидывать, как бы устроиться в постели, чтобы ненароком не придавить Жущера. Наконец осторожно прилег на бочок и замер, боясь шевельнуться. В голове вертелись абсурдные истории, которых он наслушался в очереди к знахарке…