Хороший братец – мертвый братец

– Да нет, – задумался Сенька. – Озерной, он вроде бы словно… Не знаю даже, как тебе сказать. Живьем его никто не видел.

Мы вернулись в дом, а там жизнь уже кипела ключом. Заново заряженный аппарат стоял на печи. Макарыч с Володей сидели за столом. Колбаса и хлеб нарезаны крупными кусками, в мисках – вареный картофель, вяленая рыба, а горькая разлита по стаканам и чашкам.

– Садись, молодежь. Хоть пей, хоть лей, – пригласил дядюшка.

Сам он успел уже хлебнуть.

Налили мне теплого самогона. Бр-р-р, левое пойло. Заикнулся я насчет водки, но вся тусовка меня тут же обломала.

– Мы, Серега, такой не пьем, – сказал дядюшка.

– Ни вкуса, ни крепости, – подхватил Сенька.

Все с увлечением кинулись хвалить свой продукт, хулить городской, и я, наконец соскучившись, спросил, чтобы сменить тему:

– Почему так, рыбаки: озеро под боком, а на столе свежей рыбы нет?

Вот это их реально зацепило, покруче самогона.

– Сережка, в самую точку попал, – закричал Сенька. – Беда у нас.

– Хозяин обиделся, – пояснил Володя.

– Да чего зря говорить, сами виноваты, – сказал Макарыч. – Перестали Озерному уважение оказывать, про подношения забыли, вот он и осерчал. На рыбу запрет наложил. Спохватились, начали подносить, а он все не отходит.

– Ишь, какой обидчивый оказался, – сказал я с притворным сочувствием, прекрасно понимая, что меня разыгрывают.

Они разом замолкли. Дядька насупился и сказал строго:

– Ты это самое, Сергей, с юмором-то поаккуратнее. Меру знай.

– Озерной в озере порядок соблюдает, – угрюмо добавил Володя.

Хотел и Сенька что-то вставить, да промолчал. Задумался.

– С Озерным не шути, – сказал дядя. – Он и отшутиться может. Помню, мать моя – а твоя, Сергей, бабка – рассказывала. Это в революцию случилось, она еще девчонкой была. У них в деревне важный белый генерал со штабом расположился. Тут как раз красные нагрянули и верх одержали. Генерал со своим адъютантом – огородами, огородами и к озеру. Взяли лодочку и стали удирать на ту сторону. А красные выкатили на берег пушку и давай по лодочке снарядами сажать. Недолет, перелет. Недолет, перелет. Шум, гром, рыбы поглушили – жуть. Одним словом, обидели Озерного. Генерал все же сбежал, а красные тем же вечером дальше пошли. Но Озерной не простил. Утром встает народ, глядит, а озера нет. Ушел Озерной и озеро с собой унес. Подальше от шуму.

– Что ж там теперь? Сушь? – спросил Сенька.

– Болото. И не осушить его… Сколько ни пытались, не осилили. Ученые приезжали, глубину мерили – трясина, говорят, на сто метров вниз уходит. Никакой дренаж не поможет. Пришлось деревню на другое место переносить.

Володя встал, заменил холодной согревшуюся воду в миске на верху самогонного приспособления и вновь уселся за стол.

– Я другое слышал, – сказал он. – Мне один малый рассказывал, не из наших мест. Курский, кажется. У них там тоже озеро. В лесу. А рядом никакого жилья. И вот пропал в той деревне мальчишка маленький. Ушел в лес и пропал. Искали его, искали, не нашли. Летом это было. Осень прошла, зима… Весной приезжают рыбаки на озеро, видят – в камышах живое плещется. Поймали. А это тот самый пропавший мальчишка. Цел-целехонек. Стали смотреть, что и как. Нашли хатку у озера наподобие бобровой, а выход – под воду. Озерной, как потом выяснилось, соорудил. В ней малец и перезимовал.

– Ел-то он что? – спросил Семен.

– Озерной рыбой прокормил.

– Сырой?

– У него в воде печи нет, – сказал Володя. – Конечно, сырой. Рыбаки сети забросили, отобрали из улова что получше и стали уху варить. Глядят: а мальчишка рыбку из садка выхватил и с потрохами, как есть, мигом слопал. И за второй тянется.

– Оголодал, – прокомментировал Сенька.

– Не в том дело. Он и после, дома-то, тем же манером питался. Причем ел исключительно рыбу и сырьем. Состарился теперь уже. Ему ушицы поднесут, похлебай, мол, дедушка. Он посмотрит, посмотрит и говорит: «Грех это – рыбу в воде варить. Не затем вода всем тварям дадена, чтоб ее поганить. Уносите вашу отраву, я скоромиться не стану». Так до сих пор рыбу натуральной и потребляет. Не потрошит и чешую не счищает.

– Интересно, – сказал Сенька, – а сам Озерной рыбу ест?

Старших вопрос озадачил.

– Сколько помню, никогда не слышал, чтоб он чем-то питался, – сказал Макарыч.

Ну я и спросил:

– А они вообще пищу принимают? Духи эти всякие. Русалки, лешие, домовые…

Переглянулись собутыльники.

– Разбирает вино-то наше, Сереженька? – заботливо этак осведомился дядюшка. – На сказки потянуло?

– Вы же сами Озерного обсуждаете.

– Это дело особое. А русалки и прочее – то все вымысел.

– Я думаю, он рыбой кормится, – сказал Сенька. – Иначе мы бы ему вина не подносили. Выпивает – должен и закусывать.

– Мы из уважения… – буркнул Володя, подразумевая, что Озерной может и не пить подношения.

Но Сенька стоял на своем.

– Раз пьет, значит, ест.