Хороший братец – мертвый братец

И смотрела при этом на меня. Мой приезд в Мокрое и начало беспримерного потребления городской водки совпали по времени. Представляю, какие догадки строила Валентина. На самом деле пили мы мало. Я так ни капли.

Через неделю Макарыч отправился на автолавке в Старую Бологу договариваться о современном оборудовании для мини-коптильни – решил, что нечего заниматься кустарщиной. Вышли мы на лов без атамана. Двигались с расчетной скоростью, но возле берега обнаружили, что лодка загружена всего лишь наполовину.

– Ловцы хреновы, – недовольно сказал дядюшка, вернувшись из города. – Хозяину уважения оказать не умеете.

Назавтра он произносил ритуальную формулу с преувеличенной почтительностью, но рыбы привез меньше, чем мы. Послезавтра и того хуже. Добыча скудела день ото дня.

Валентина гневалась:

– Я к вам вообще приезжать перестану. На бензин больше уходит…

Макарыч ходил задумчивый, смурной и нашел наконец объяснение.

– Пропорцию соблюдать перестали. Сколько мы хозяину подносим, на столько и он нас отдаривает. Теперь ему, видать, больше вина требуется. Привык…

Дозу увеличили на три бутылки – целые полтора литра, а дядюшка извлек из недр памяти сверхмощный заговор, предназначенный, как я понял, для чрезвычайных ситуаций:

Не на земли, не на небеси,
а в воде на рыбьей кости
стоит столп ледяной,
на оглавьи столпа сидит дед Озерной,
пред ним зверь Скрут водяной;
лед, не топись,
зверь Скрут, не ярись,
дед Озерной, не гневись,
не пожалей для нас хоть лягвы, хоть улиты,
были бы дети наши сыты.

Взбурлило озеро как никогда. Такие валы и буруны поднялись, что я чуточку встревожился: переборщил дядька и вызвал природный катаклизм. Поосторожнее надо магическим словом манипулировать…

Мы с Сенькой схватились грести в четыре руки – утекать подобру-поздорову. Легко сказать… Плоскодонку мотало по волнам, как щепку, весла то и дело черпали пустоту.

– Видать, завалит он нас рыбой, – хмуро сказал Володя. – Вплавь придется спасаться.

– А я как же? – испуганно спросил Сенька.

– За лодку держись.

– Не бросим тебя, – сказал я. – У меня разряд по плаванью.

Макарыч молчал, вцепившись в борт гондолы, – сам небось не прогнозировал эдакого эффекта. Однако все обошлось. Озерная буря постепенно затихла. Установились полный штиль и мертвая тишина.

– Теперь держись, – сказал Володя.

Мы приготовились к обвальной выдаче ответных гостинцев.

Из воды вылетели две рыбешки и затрепетали на дне лодки. И все. Даже лягву и улиту, которых с притворным самоуничижением выпрашивал дядюшка и которые нам в общем были без надобности, Озерной, видимо, приберег для себя.

Возвращались мы несолоно хлебавши. Сенька категорически отказался грести, сидел на корме с обиженным видом и думал думу. Размышлял не он один. Все мы тщились осмыслить случившееся.

Дома состоялся брейнсторминг. Сенька молчал. Старшие артельщики выдвигали разные положительные гипотезы, которые в основном сводились к тому, что водка не самогон и ей не напьешься, а потому лить ее надо больше, не то хозяин сердится и ломает все наши планы. И тут Сеньку прорвало. Оказывается, он замыслил новую революцию и выдвинул кристально ясную и четкую политическую программу: раз рыбы нет, то незачем зря расходовать на Озерного общественное достояние.

Однако Макарыч занял оппортунистическую позицию.

– Хозяин тебе работу дает и рыбой снабжает, а ты на него хайло разеваешь. Много буести, мало доблести, – сказал он, нахмурившись. – Может, он в чем дурит, но на то он и хозяин. Ему виднее. Будем поить по-прежнему.

Сенька покривился, но промолчал.

На следующее утро мы обнаружили, что ящик с водкой в сенях пуст, а Сенька исчез. Осуществил-таки революционный переворот.

– Какая, к хренам, революция?! – сказал дядюшка. – Террористический акт! Ну надеру я гузно этому Бен Ладену…

– Ты поймай сначала, – угрюмо молвил Володя. – Он, пока все не выжрет, не объявится. Пойдем поищем террориста – может, не осилил еще цельный-то ящик…

Я вышел на крыльцо и оглядел окрестности. Привычный вид показался мне странным, и я не сразу догадался, в чем дело. А потом понял: над центром озера клубилась стая чаек. Чайки, как рассказывал мне Володя, живут колониями, но за добычей летают порознь. Сейчас они скопились в одном месте.

Я спустился к озеру. Над водой стлался туман, и нельзя было разглядеть, что привлекает птиц. Я вгляделся, и мне померещилось, что в разрыве стелющейся водой дымки виднеется какой-то предмет. Бревно или…

– Макарыч! Володя! – закричал я. – Сюда!

Мужики спустились и встали рядом со мной. Ветерок на миг отодвинул туман, как завесу, и сквозь тонкое марево стало видно, что на середине озера плавает нечто полузатопленное довольно приличного размера. Вернее всего, человек.

– Утонул все же, ешкин дурак, – плюнул Макарыч. – Напился и в воду… Вот до чего терроризм-то доводит!