Хороший, плохой, Рамси (СИ)

– А что до остальных? – хлестко спрашивает Джон.

– Ты прав. Я не хочу менять тебя, Джон. Так лучше. Но, – Рамси делает паузу, – я понимаю, что ты все равно будешь думать об этом. Думать о том, сколько я лгу. Так что, – он приподнимает свою водолазку и берется за пряжку ремня; пальцы Джона на рукоятке пистолета рефлекторно сжимаются, – у меня есть кое-что, что поможет тебе об этом забыть, – Рамси расстегивает ремень и неспешно вытягивает его из петель.

– Я не понимаю, – Джон отрывисто качает головой.

– Свяжешь мне руки, – непринужденно поясняет Рамси. – Быстрый отсос, Джон Сноу, никаких рук, никаких разговоров, мы решим твою проблему и забудем об этом.

– Знаешь, ты говоришь очень странно для человека, у которого столько предубеждений, – Джон вдруг слегка меняет тему, но его голос остается ядовитым. – Я помню, что ты говорил об этом. Но сейчас ты стоишь здесь и раскручиваешь меня на… не знаю, на пидорский отсос, так? – он опять румянится, но теперь явно от гнева.

– У меня много предубеждений, Джон Сноу, – Рамси улыбается краем жирного рта. В последние дни и дни за два месяца до этого он действительно думал о каких-то вещах больше, чем обычно, но, говорят, даже у известных художников бывают, как это, “голубые периоды”. Рамси не уверен насчет того, что именно это значит. – О мужчинах, о женщинах. Об их чувствах. Но я уступаю тем, которые о мужчинах и женщинах вместе, потому что это имеет смысл. То есть это хорошо, брак хорошо влияет на карьеру, у тебя всегда есть быстрый секс, если обычно с этим проблемы, и дети – это важно. Я сам думал об этом, но работа у меня из тех, где репутацию разве что изгадить можно, и руки вроде пока целые, пять пальцев в полном распоряжении – и еще пять, если захочется разнообразия. Разве что дети. Но это еще может подождать. В остальном – возвращаясь к твоему первоначальному вопросу – я полон предубеждений по поводу бессмысленных вещей между людьми, – он не удерживается и коротко скалится, обнажая желтые зубы. – Но в то, что происходит между мной и тобой, я и не собираюсь вкладывать смысл. Я хочу взять у тебя в рот, чтобы ты расслабился и перестал от меня бегать. Это все.

Джон молчит, машинально потирая большим пальцем рукоять пистолета. Он не понимает Рамси, совсем не понимает. Тот говорит циничные вещи, хотя Джон и не удивляется им. Не из этого рта. Не из красного и сочного, толстым языком от треснувшего края по всей мягкой нижней губе.

Стоп, Джон.

Он продолжает думать. О том, почему он продолжает вести этот разговор. Почему продолжает вести все эти разговоры. О том, почему так злится на Рамси. Почему он не злился на Чирья, Дела и Боджера, которые хотели убить того старика из-за его сраной тачки и коробки с едой. И на Игритт, которая перерезала тому старику горло. Но Игритт не была плохим человеком. А Мелисандра? Она мучила умирающую Ширен четыре долгих дня. Она спасла жизнь Джону – и не только ему. Но плохой ли она человек? Сравнительно с Игритт? Сравнительно с Рамси? Нет, нет. Мелисандра – плохой человек. Но Джон не злится на нее больше. Джон рассказал ей, куда направляется, Джон доверил ей Эдда, институт и себя самого. Джон не доверит Рамси даже карту или острый кухонный нож. Джон продолжает злиться на Рамси. И он хочет понять – и не может. Хочет понять самого Рамси – и почему не может перестать на него злиться. Понять, является ли он сам достаточно хорошим – со всем, что он делал, – чтобы иметь это право злиться. Имеет ли вообще значение, кто хороший, кто плохой – а кто злой, – для его чувств – злости – по поводу других людей. Имеет ли хоть что-то значение.

– Да, я услышал твою позицию, – Джон собирается с мыслями и говорит это сухо. – Но, в любом случае, я больше не собираюсь связывать тебя. Так что забудь об этом, – и он считает, что закончил разговор, но Рамси без тени сомнения парирует:

– Я не могу связать себя сам. И Призрак тоже не может. Так что остаешься только ты, Джон Сноу, – он видит, что это не имеет никакого эффекта, и безмятежно продолжает: – Подожди. Давай только я разденусь. Тебе так будет спокойнее, а мне – не так жарко, – Рамси быстро кладет ремень на пол и расстегивает жилет. Водолазка под ним некрасиво обтягивает его покатые плечи и сочные бока над штанами.

– Какого хрена ты?.. Агх, – Джон хмурится, рывком опуская ноги на пол. – Ты что, действительно хочешь, чтобы я выстрелил в тебя?

– Не уверен, что это поможет, – Рамси пожимает плечами, расстегивая молнию и стаскивая водолазку через голову. Он уже подсох, но все равно еще немного взмокший после улицы и кухни, и его волосатый живот слегка нависает над поясом штанов. – Ты будешь еще больше раздражен, если придется возиться со мной, – поясняет он, берясь за пуговицу ширинки.

– Зато тебя не будет в этой спальне, – резко отвечает Джон, поднимаясь. Это становится непросто, потому что он на самом деле не может выстрелить в Рамси, пока тот не сделает чего-то по-настоящему дерьмового. Раздеваться не запрещено ни общим законом, ни его собственными правилами, отвратительно это или нет.