Хороший, плохой, Рамси (СИ)

Рамси тем временем уже спускает вниз штаны вместе с бельем – не только потому, что так быстрее, но и потому, что, что бы он ни думал о себе и своем весе, его старые узкие кальсоны, больше похожие на лыжные лосины, все-таки ужасно смотрятся на его теле, а сейчас это важнее, чем обычно. Удобные овчинные сапоги, принадлежавшие когда-то дядьке Джона, тоже снимаются быстро, и Рамси остается совсем голым, переступая через кучу одежды. Так он, в любом случае, выглядит более беззащитным, если это именно то слово, которое кто-либо когда-либо хотел применить к Рамси Болтону.

Он подбирает ремень и шагает навстречу Джону, опустив глаза на наставленный на него пистолет. Рамси кожей чувствует, что Джон все-таки выстрелит или кликнет своего пса, если подойти слишком близко, и останавливается за два шага, поворачиваясь спиной и протягивая назад обе руки с ремнем. Джон молчит. Рамси тоже. Призрак, разлегшийся у печи, внимательно следит за происходящим, шевеля мохнатыми ушами, но без хозяйского слова и с места не двинется.

– Серьезно? – хрипловато спрашивает Джон после долгой паузы. Кажется, он не очень понимал, насколько был серьезен Рамси, до этого момента.

– Я проебал твое доверие, Джон Сноу, – говорит Рамси, безучастно смотря вперед. – Но могу возместить хотя бы это. Ты умеешь вязать ремнем?

Джон продолжает молчать. А потом тихо шуршит застежка кобуры. Джон шагает вперед и осторожно забирает ремень из мигом разжавшихся пальцев, и очень сложно рефлекторно не напрячь спину в ожидании того, что сейчас он просто с размаху хлестнет по ней. Но нет, проходит, наверное, минута или две перед тем, как Рамси слышит тихий скрип кожи в руках. И такое же тихое звяканье пряжки.

– Ты знаешь, что я хотел сделать… хочу сделать с этим ремнем? – едва слышно говорит Джон, и, кажется, Рамси чувствует кожей его дыхание.

Джон берет его сведенные руки – касание чужих пальцев такое теплое, такое непривычное после двух месяцев отсутствия какого-либо физического контакта – и продевает в петлю. Пальцы Рамси расслаблены, и, когда Джон так близко, он нечаянно задевает его пах. Еще теплее. Джон сразу отстраняется, но Рамси четко чувствует этот момент – как когда они понимают, что не получится открыть дверь, как когда они понимают, что нет, воздуха не хватит, как когда тело Джона Сноу становится таким открытым. У всех свои уязвимые области, и Рамси не пытается пронять Джона мудреными разговорами – тот и сам хорош в этом, подбрасывай ему мысли, но не дави – или ласково нажать тут и там на болезненные чувственные точки – здесь все слишком хорошо прикрыто пока, просто дай ему злиться, не дави. Но тело остается телом, и Рамси легко считывает детали. Судя по тому, что он видел, Джон уже был хорошо так возбужден и почти довел себя своей шершавой ладонью. Судя по тому, что он знает, Джон любит чувствовать себя в безопасности и реагирует тем хуже, чем дольше находится в состоянии стресса. Судя по тому, что он слышал, Джон сейчас очень раздражен и зол, но еще не устал от этого, разгоряченное тело щедро продолжает расходовать свой ресурс на той вибрирующей грани, где муж вгоняет кухонный нож в живот своей любимой, но очень болтливой жены. Рамси нравится думать в этом направлении. И ремень должен немного подснять раздражение и усталость, открывая путь для одного горячего гнева. Рамси рассчитывает баланс этих вещей, позволяя Джону стянуть петлю накрепко.

– Я хотел и хочу, – Джон продевает свободный конец ремня между туго стиснутых запястий, – связать тебе руки и выставить за дверь, – он затягивает жесткий, скрипучий узел. – Мне кажется, это хороший урок.

– Но? – Рамси балансирует в ситуации, покачиваясь на пальцах ног в слабом свете газовой лампы.

– Но сейчас и именно сейчас, – Джон с силой сжимает ремень, заставляя Рамси отвести плечи назад, сводя лопатки, – я очень и очень далек от понятий гуманности, – он тяжело выдыхает в черные волосы, стискивая руки больнее, – человечности, – Рамси почти падает, когда Джон так тянет за ремень, но только прогибается в пояснице, упираясь пятками в пол, – сочувствия и сострадания.

Джон отпускает его так резко, что приходится все-таки торопливо отставить ногу, чтобы не потерять равновесие.

– Мне надоело нести ответственность за тебя. Если ты хочешь так – давай, вперед, я не буду отказываться, – и повернувшийся Рамси не уверен, что серые глаза Джона раньше были такими темными. – Но не думай, что это что-нибудь изменит.

Рамси тяжело опускается на колени между разведенных ног снова севшего на кровать Джона, откидывая волосы с лица рывком головы, и без выражения смотрит, как тот опять достает пистолет из кобуры и приспускает кальсоны. Член у него даже чуть не приподнят, только блестит липкой смазкой под собравшейся на головке шкуркой, но Рамси чувствует, что слишком стараться не придется. И слегка подается вперед, качнувшись на коленях.