Хороший тон. Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской

Как быть, если тебя обижают, предают? Прощать или не прощать – вот в чём вопрос. Повторюсь, что я не злопамятен, но у меня очень хорошая память. Верю, что человек всегда ответит за все свои поступки и мысли, верю в Божье наказание и твёрдо знаю: наказание приходит в самый неожиданный момент. Я же не занимаюсь наказанием, более того, считаю, что не нужно отвечать на обиды, на злость – злостью. Иногда нападки на меня обостряются беспощадно – не так говорю, не так пишу, а недавно прочитал, казалось бы, давно исчезнувшее оскорбление: на сайте меня обозвали очкариком.

Я пережил и клевету, и доносы, и анонимки. Бывают забавные: меня упрекают в том, что я лизоблюд и подхалим, потому что подписываю письма, в частности руководству, словами «Искренне ваш…». Да, я обязательно, всегда, в конце письма подписываю «Искренне ваш». Почему? Во-первых, изящно, а главное – я показываю, что мы общаемся на равных, доброжелательно. «Искренне ваш» – то есть доверяющий, уважающий, ценящий наши отношения. Например, я против слова «Уважаемый» в начале письма – это некрасиво и неправильно. «Глубокоуважаемый» – вот правильная формула и достойное обращение к достойному человеку. Или ещё одна ошибка, вернее, нетактичность: знаменитая фраза-обращение «дамы и господа!». Это перевод с английского, а по-русски полагается обращаться: «Господа!» Я всегда говорю: «Господа!» Однажды к нам на заседание Клуба петербуржцев пришёл Дмитрий Сергеевич Лихачёв и после окончания собрания подошёл, улыбнулся: «Как приятно быть в обществе, где к людям обращаются “господа!”».

Доносы, обиды, оскорбления, скандалы… что говорить, никому не приятны. Но я думаю, что к ним надо относиться спокойно и с пониманием: не надо бояться, но надо попытаться сделать для себя выводы, постараться разобраться, в чём причина. Может быть, это урок, а может быть – предостережение или стимул для работы и для новых мыслей. По большому счёту я боюсь всего и ничего не боюсь. Конечно, я боюсь заболеть, ослепнуть, потерять память, обидеть дорогих и близких мне людей. Есть две вещи – боль и страх: боль – всегда сигнал, что что-то не так, а значит – надо попытаться исправить, изменить; а есть просто страх, в котором нет боли, и его необходимо преодолеть – он нерационален и способен истощать силы, человек становится рабом этого страха. Нужно взвешивать, что хуже. Я знаю одно: надо идти, надо преодолевать, двигаться, иначе… Если стоишь над пропастью – в какой-то момент захочется в эту пропасть прыгнуть, она заберёт. Если долго смотреть в пропасть – она начинает вглядываться в смотрящего. Что делать? Идти вперёд, чтобы преодолеть желание прыгнуть вниз. Конечно, легко говорить…

Для музеев не существует табу. То, что вне музея табу – в музее не табу. Вот правильная формула. Запреты не распространяются на музеи. Почему? Дело в том, что музей – особое пространство, он – территория сакральная и живёт по своим законам и правилам, а посему сам решает, выбирает, что ему нужно. Правила жизни музея могут не совпадать с правилами обычной жизни, с правилами улицы: то, что табу на улице, в привычных условиях, совершенно не обязательно считается табу в музее. В Красноярске выпустили майки с остроумной надписью: «Вся власть – музеям!». Музей может позволить себе многое. Например, может показывать обнажённые фигуры, и они в этом сакральном пространстве не будут оскорблять ничью высокую нравственность. Если кого-то что-то возмущает – музей не должен приспосабливаться и что-то менять, от чего-то отказываться. Но нужно считаться со вкусами, с особенностями людей, учитывать менталитет и стараться без раздражения, без возмущения объяснить, почему обнажённые фигуры в музеях прекрасны, а на улицах лучше сдерживаться и прилюдно не обнажаться. Музей, объясняя, сглаживает конфликты.