Клаус фон Штауффенберг – храбрый человек. В Северной Африке был тяжело ранен: лишился глаза, правой руки, двух пальцев левой руки – увечье, которое оказалось роковым в день покушения на Гитлера. В 1943 году его направили в Берлин, в Управление Главного штаба командования Сухопутных войск. Он был знаком с идеей Гитлера и испытывал глубочайшее разочарование в идеологии нацизма: если человек предатель – он объявлен вне закона, в нём – жалкая, опасная кровь, её надо уничтожить, поэтому семья предателя должна быть истреблена. Клаус был уверен в преступности войны и пытался объединиться с офицерами, которые придерживались таких же взглядов: войну надо остановить. Клаус – умница, прекрасно образован и начитан, как говорили – обаятелен и искусен в беседе. Прекрасный семьянин: четверо детей, очаровательная любимая жена. Он понимал, на что идёт и что будет в случае провала. Его жена, Нина Штауффенберг, знала о планах мужа, одобряла их и была готова идти за ним до конца.
Всё было точно рассчитано, казалось бы – до мелочей продумано. Но что-то пошло не так: бомбу удалось пронести в портфеле и поставить его рядом с Гитлером, она взорвалась – погибли несколько офицеров, а Гитлер остался жив. Заговорщиков тут же вычислили и расправились быстро и жестоко. Жену Клауса, беременную пятым ребёнком, отправили в концлагерь, пытали зверски, детей отправили в приют, дали им новые имена. Близких и дальних родственников расстреляли. Говорят, что перед казнью Клаус выкрикнул: «Да здравствует священная Германия!»
Мария Васильчикова вела дневник по-английски, писала особым, придуманным ею самой шрифтом. Чудом ей удалось избежать ареста: она бежала из Германии в Австрию, прятала дневник много лет, жила долго и благополучно, и только в 1976 году её брат опубликовал дневник. Судьба Васильчиковых напоминает острейший детектив – издаются мемуары, книги, исследования, и они помогают нам точнее, глубже, деликатнее чувствовать и понимать судьбы и те далёкие времена.
Кровь – великое дело. «В нас, – говорил Васильчиков, славный директор славного Эрмитажа, – нет ни капли воды, только бурная яркая живая энергия, она будет ещё долго питать нас, всех Васильчиковых».
Команда единомышленников – лучшее, что может быть: горы можно свернуть, любые трудности преодолеть, многие беды перенести. Мне повезло – я не просто работаю в Эрмитаже, я здесь вырос, здесь всё для меня родное, близкое, и мне дорого всё, что происходило здесь. Для меня всё это важно. «В Эрмитаже, – говорят часто с ехидцей, – особое всё, и всё – необыкновенное. В Эрмитаже переживают потери картин и сокровищ больше, чем потери людей». В каком-то смысле эта точка зрения имеет право на существование. Действительно, Эрмитаж – такое место, где люди живут во имя музея и для музея, и каждый, кто работает здесь, готов принести себя, свою личную жизнь, свои амбиции для того, чтобы сохранить музей и его сокровища. Мой отец, Борис Борисович Пиотровский, любил повторять: «Эрмитаж выбирает сам, кого оставить, а кого – нет, и тот, кого он оставил, будет жить по законам и правилам Эрмитажа».