Хороший тон. Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской

Как было на самом деле? Штурма не было – был захват. Стреляли боевыми снарядами со стороны Петропавловской крепости. Больше всего пострадали больничные палаты с лежачими ранеными, много невинных и беспомощных людей погибло. Небольшая группа во главе с Владимиром Антоновым-Овсеенко проникла внутрь дворца, поднялась по лестнице, плутала, вышла к Малахитовой гостиной и оказалась перед дверью Малой столовой. Там заседали министры. Антонов-Овсеенко объявил их арестованными, и их увезли в Петропавловскую крепость. Через несколько часов открыли подъезды, вошли солдаты и матросы, просто прохожие, разные люди и началась вакханалия: сутки публика бесновалась, все ценнейшие винные погреба были безжалостно уничтожены.

Максим Горький в «Несвоевременных мыслях» описывает те события: «Вот уже две недели каждую ночь толпы людей грабят винные погреба, напиваются, бьют друг друга бутылками по башкам, режут руки осколками и точно свиньи валяются в грязи, в крови. За эти дни истреблено вина на несколько десятков миллионов рублей. Если бы этот ценный товар продать в Швецию, мы могли бы получить за него золотом или товарами, необходимыми стране. Во время винных погромов людей пристреливают, как бешеных псов, постепенно приучая к спокойному истреблению ближнего».

Матросы Балтийского флота получили приказ расстреливать всех пьяных у Зимнего. «С начала ноября по всему городу то здесь, то там громили винные лавки, а днём и ночью в разных местах бывала слышна стрельба. Трудно было разобрать, кто и почему стреляет, но, несомненно, что перестрелка происходила часто между несколькими бандами, спорящими между собой, чтобы завладеть пьяным добром. Подходя однажды к Эрмитажу со стороны Миллионной, я увидел, что он оцеплен вооружёнными матросами, и подумал: не пришли ли нас всех арестовывать? Но тут же увидел, как из ворот со стороны Зимней канавки выносили тело полураздетого солдата – это оказался утонувший в разлитом вине грабитель». Троцкий вспоминал: «Вино стекало по каналам в Неву, пропитывая снег, а пропойцы лакали вино прямо из каналов». Чтобы пресечь бесконтрольное разграбление коллекции, было дано распоряжение ежедневно выдавать представителям воинских частей спиртное – по две бутылки на солдата в день.

Толстой вспоминал эти дни с тоской и горечью: «Как жить дальше, как строить отношения с властью и есть ли смысл их строить?» Часть сотрудников Эрмитажа решительно бойкотировала советскую власть, часть – размышляла, медлила, но никто не примкнул. Толстой считал: надо попытаться договориться, приспособиться во имя спасения коллекции, музея, идеи культуры.

Ситуации возникали сложные и весьма пикантные. После захвата Зимнего в Эрмитаже появился человек, представитель Украины, с серьёзным мандатом от Джугашвили: выдать Украине государственные регалии, символы украинской государственности и вещи, найденные на юге России, скифское золото. Дмитрий Иванович в недоумении и, конечно, в растерянности: «Немыслима была раздача в разные стороны наших коллекций, не говоря о некомпетентности распоряжающейся власти. Я объяснил, что узурпаторской власти Совнаркома мы не признаём». Аппетиты тем временем разгорались. Все клады, найденные на юге России, должны быть изъяты из Эрмитажа и переданы в Киевский музей: результаты раскопок на юге, в Крыму, скифское золото.

«На всякий случай, – вспоминает Толстой, – мы отставили в сторону, отдельно, ящик с намеченными в требовании предметами для того, чтобы в случае насилия не подвергать вскрытию других упакованных коллекций, и держали на запоре все двери, ведущие из вестибюля в Средневековое отделение, где этот ящик стоял. Прошла неделя, вновь пришёл в Эрмитаж представитель Украины, но на этот раз он был в сопровождении комиссара и целого отряда – человек 40 вооружённых украинцев. Я вышел к ним и сказал:

– Добровольно мы ничего передавать не будем.

Мы объявили, что в случае насилия мы, конечно, беспомощны, но, если они готовы начать своё национальное культурное дело с применения грубой силы, пусть ломают двери. Они удалились в очень возбуждённом состоянии».

Посещение украинцев и их угрозы дальнейших последствий, однако, не имели: в газетах появились статьи о бестолковом расхищении художественного достояния страны. Совнарком стал с Украиной ссориться, и весь инцидент сошёл как бы на нет.

К сожалению, история имела печальное продолжение. У нас в архиве хранится опись – примерно десять тысяч ценнейших вещей всё-таки были отданы Украине: все они исчезли в огне войны, революций и алчных желаний. Граф Толстой, к счастью, об этом уже не узнал.