Хорошо быть тихоней

В машине врубил песни, которые мы слушали все вместе, когда были бесконечны. Я представил, что и сейчас мои друзья со мной. И даже заговорил с ними вслух. Рассказал Патрику, до чего мне понравилось его выступление. Поинтересовался у Сэм, как там Крейг. Попросил прощения у Мэри-Элизабет и сообщил ей, что полюбил э. э. каммингса и хотел бы обсудить кое-какие стихи. Но вскоре пресек эти фантазии, потому что уже начал хлюпать носом. А кроме того, если б люди заметили, как я в машине разговариваю сам с собой, они бы на меня так поглядели, что я бы уже не сомневался: дела у меня — хуже некуда, серьезно.

Дома сестра смотрела какой-то фильм наедине со своим новым парнем. Зовут его Эрик, стрижется коротко, учится в одиннадцатом классе. Видеокассету взял напрокат. Мы пожали друг другу руки, и я спросил, что это за фильм, потому как сразу не определил, хотя один актер, фамилию не помню, постоянно мелькает на ТВ. Сестра сказала:

— Фильм дурацкий. Тебе не понравится.

— А про что хотя бы? — спрашиваю.

А она мне:

— Да какая тебе разница, Чарли. Все равно скоро закончится.

Тогда я спрашиваю:

— Можно хотя бы конец посмотреть?

А она такая:

— Вот мы сейчас досмотрим, а ты — после нас.

— Ну можно я с вами посижу, а потом перемотаю к началу и досмотрю до этого места?

Тут сестра нажала на «паузу».

— Ты что, намеков не понимаешь?

— Значит, не понимаю.

— Мы хотим остаться наедине, Чарли.

— Ой, извините.

Если честно, я знал, что она хочет побыть наедине с Эриком, но мне тоже реально хотелось посидеть в компании. Впрочем, если ты скучаешь без друзей, это еще не причина ломать кайф другим, так что я пожелал им спокойной ночи и закрыл за собой дверь.

Поднялся я к себе в комнату и начал читать книгу, полученную от Билла. Называется «Посторонний».[23] Билл меня предупреждал: «Читать будет очень легко, а правильно прочесть — очень трудно». Непонятно, что он хотел этим сказать, но мне пока нравится.

Счастливо.

Чарли

8 мая 1992 г

Дорогой друг!

Удивительно, как жизнь может пойти наперекосяк, а потом вдруг вернуться в прежнее русло. Достаточно случиться одному событию — и вот уже все расставлено по своим местам.

В понедельник Брэд появился в школе.

Он изменился до неузнаваемости. Нет, синяков на нем не было, ничего такого. На лице вообще никаких следов. Просто раньше Брэд рассекал по коридорам пружинистой походочкой. Есть люди, которые почему-то вечно ходят мордой вниз. Не хотят смотреть другим в глаза. Брэд никогда таким не был. А теперь — стал. Особенно если дело касается Патрика.

У меня на глазах они пошептались в коридоре. Слов я не уловил, но смекнул, что Брэд не хочет знаться с Патриком. А когда Патрик задергался, Брэд просто запер свой шкафчик и отошел. В принципе, само по себе это неудивительно, поскольку раньше Брэд с Патриком в школе почти не общались — Брэд не разрешал афишировать их отношения. Странно другое: зачем Патрик подошел к Брэду. Я сделал вывод, что они больше не встречаются на поле для гольфа. И даже не перезваниваются.

Позднее вышел я покурить, один, и увидел Патрика, тоже курившего в одиночку. Подходить не стал, чтобы не вторгаться в его личное пространство. Но Патрик плакал. Не сдерживаясь. После этого случая он все время ходил с отсутствующим видом. Казалось, он находится где-то в другом месте. Наверно, я потому это понял, что раньше про меня говорили то же самое. А может, и сейчас говорят. Не знаю.

В четверг случилось страшное.

Сидел я в кафетерии, жевал в одиночестве рубленый бифштекс — и вдруг вижу: Патрик подходит к Брэду, обедающему в компании приятелей-футболистов, и Брэд смотрит сквозь него, как тогда, возле шкафчиков. Патрик что-то ему сказал и пошел прочь; я заметил, какое у него злое лицо. Брэд немного посидел без движения, а потом развернулся — и я это услышал своими ушами. То, что Брэд заорал Патрику вслед:

— Пидор!

Футбольная компания разразилась хохотом. Когда Патрик обернулся, за несколькими столами люди оцепенели: человек реально взбесился. Я не преувеличиваю. Он ринулся к столу Брэда и выкрикнул:

— Как ты сказал?

Господи, он был просто в ярости. Никогда его таким не видел.

Брэд не двигался, но дружки стали его толкать и подзуживать. Он поднял взгляд на Патрика и выговорил тише и злее, чем в первый раз:

— Я сказал: пидор.

Его дружки заржали пуще прежнего. И тут Патрик нанес первый удар. Жутко, когда в помещении разом наступает тишина, а потом поднимается общий вопль.

Махались они не на жизнь, а на смерть. Пострашнее, чем мы с Шоном в прошлом году. Это были не те прицельные и точные удары, какие показывают в кино. Противники сцепились и просто мутузили друг друга как попало. Кто оказывался злее и агрессивнее, тот и бил метко. Силы были примерно равны, пока не вмешались дружки Брэда — получилось пятеро на одного.

И тут я не выдержал. Не мог же я стоять и смотреть, как Патрика избивают, хотя в этой истории далеко не все было ясно.