Хосе Рисаль

Носаледа приглашает к себе провинциалов всех орденов, и церковники единодушно решают послать в Мадрид телеграмму следующего содержания: «Положение ухудшается. Мятеж ширится. Бездействие Бланко необъяснимо. Чтобы избежать опасности, нужно новое назначение». Монахи в Мадриде начинают суетиться, находят ходы к королеве-регентше Марии Кристине, и та назначает заместителем Бланко «христианского генерала» Камило де Полавьеху.

Второго декабря он прибывает в Манилу, а восьмого Бланко получает назначение в Испанию и двенадцатого вечером сдает дела Полавьехе.

Полавьеха — человек того же склада, что и «мясник» Бейлер. Он должен оправдать свою репутацию решительного военного, сторонника политики железа и крови. Но поскольку с «железом» пока неважно (подкреплений все еще недостаточно, тут его предшественник прав), проще всего это сделать «кровью» — ускорением процесса над Рисалем. Генерал отдает соответствующее распоряжение.

Но все же какое-то время на завершение процесса необходимо. А пока действуют распоряжения, отданные при Бланко: этот сторонник политики кнута и пряника благосклонно встретил просьбу Рисаля обратиться с манифестом к бунтовщикам.

Рисаль, как мы уже говорили, не считает вспыхнувшую борьбу своей. В этом оказывается его классовая ограниченность, и не только его, но и всех илюстрадос в целом. В сущности, они думают о низах примерно так же, как испанцы, — тут мы имеем яркий пример единообразия классового мышления, не знающего национальных и расовых границ. Для илюстрадос, как и для испанцев, существование Катипунана оказывается полной неожиданностью, ни о чем подобном они не могли и помыслить. В самом деле, в мадридских кафе они строили планы включения Филиппин в испанский мир, некоторые из них — прежде всего те, кто признает авторитет Рисаля, — допускают возможность вооруженного столкновения, которое, как им представляется, именно они должны подготовить и возглавить в удобный (с точки зрения международного и внутреннего положения) момент. И вдруг народные массы, в которых они видят лишь инструмент осуществления своих планов, не спросив их и не пригласив в руководители, создают организацию, поднимаются на борьбу с колонизаторами.

Рисаль обращается с увещеваниями к повстанцам. 15 декабря 1896 года он представляет «Манифест к некоторым филиппинцам», в котором пишет:

«Соотечественники! По возвращении из Испании я узнал, что мое имя служит боевым кличем для тех, кто восстал с оружием в руках…

Соотечественники! Я дал доказательства того, что больше всего я жажду свободы для нашей страны… Но в качестве предварительного условия я выдвигаю требование: просвещение нашего народа, чтобы через образование и труд наш народ обрел бы свое собственное лицо и стал достойным этих свобод. В своих трудах я рекомендовал учебу, гражданские добродетели, без которых не может быть освобождения. Я писал и повторял неоднократно, что реформы, если им суждено быть благодетельными, должны идти сверху, идущие же снизу (курсив Рисаля. — И. П.) ненадежны, непоследовательны и непрочны. Будучи воспитанным на этих идеях, я не могу не осудить — и я решительно осуждаю — это нелепое, дикое восстание, подготовленное за моей спиной, позорящее нас, филиппинцев, и отталкивающее тех, кто мог бы помочь нам. Я ужасаюсь его преступным методам и отказываюсь от участия в нем в любой форме, я до» глубины души сожалею о тех, кто позволил обмануть себя. Итак, возвращайтесь к вашим домам и да простит бог тех, кто действовал по дурному умыслу.

Хосе Рисаль

Королевский форт Сантьяго, 15 декабря 1896 г.».

Таков этот документ, скажем прямо, никак не служащий к нести Рисаля. Но документ этот существует и требует оценки. Не пытаясь обелить Рисаля, укажем еще раз на его классовую ограниченность, на неспособность илюстрадо понять страдания народа, наконец, даже на ужас перед стихией народного гнева («преступные методы»). Сказывается в «Манифесте» и ущемленное самолюбие («восстание, подготовленное за моей спиной»). Ничто не свидетельствует о том, что, вызвавшись написать «Манифест», Рисаль уступает нажиму — он ведет себя мужественно до конца. Но он уже не вождь филиппинцев: он перестал им быть в июле 1892 года, в момент ссылки в Дашатан. На основании «Манифеста» многие вообще отлучают Рисаля от революции. Понимая чувства, которые ими движут, все же следует сказать следующее.