Хосе Рисаль

Пятая буржуазная революция в Испании тоже не дала Филиппинам представительства в кортесах. Ее бурные события отразились на далеком архипелаге косвенным образом: через назначение генерал-губернаторов, политическое лицо которых определялось силами, стоявшими у власти в Испании.

К моменту приезда Рисаля в Испанию там существовала довольно многочисленная филиппинская эмиграция. Ее классовый состав был однороден: все эмигранты были выходцами из помещичье-буржуазных кругов. Встречались среди них люди обедневшие, встречались и очень состоятельные. Но их классовая психология была одинаковой, все они выражали интересы поднимавшейся филиппинской буржуазии, которые в то время до известной степени совпадали и с общенациональными интересами.

Эмигранты, искренне желавшие блага своей стране, полагали, что будущее Филиппин — в неразрывной связи с Испанией. Их целью была ассимиляция — полное включение Филиппин в состав Испании. Для достижения этой цели они требовали, во-первых, распространить на Филиппины действие испанских законов, во-вторых, дать Филиппинам представительство в кортесах и, в-третьих, отменить цензуру и допустить на Филиппинах такую же свободу печати, которая существовала в самой Испании. Испанские власти, помещичье-буржуазный блок в принципе не опасался этих требований: ведь эмигранты не выступали за отделение от Испании, а только к сепаратизму власти относились настороженно после потери почти всех колоний. Просьбы эмигрантов снисходительно выслушивались, сменявшие друг друга у власти консерваторы и либералы обещали «подумать», но ровно ничего не делали. Республиканцы-оппозиционеры относились к требованиям эмигрантов более сочувственно, но практически ограничивались предоставлением эмигрантам страниц своих газет. Были у филиппинцев и искренние друзья в Испании, но они смотрели на них как на ущемленных в правах испанцев, а не как на представителей другого народа.

Но была в Испании сила, которая яростно противилась ассимиляции. Это — католическая церковь, монашеские ордены, которые являлись главным феодальным эксплуататором на архипелаге. Всякую попытку распространить на Филиппины испанские законы ордены и церковь в целом рассматривали как «начало конца» власти церкви над Филиппинами. Церковные мракобесы и обскурантисты, чья власть уже пошатнулась в самой Испании, судорожно цеплялись за свои привилегии на островах, утверждая, что только они в состоянии удержать Филиппины под властью короны. Поэтому главная схватка намечалась между филиппинскими эмигрантами и церковниками, противившимися реформам.

Сама борьба за реформы известна в истории Филиппин как движение пропаганды. Оно зародилось в начале 80-х годов и продолжалось вплоть до начала антииспанской национально-освободительной революции 1896–1898 годов.

Впервые требования реформ четко сформулировал китайский метис Грегорио Сансианко (1852–1897), который вместе с братом Рисаля Пасиано входил в группу студенческой молодежи, сплотившейся вокруг Бургоса. После событий 1872 года Сансианко уехал в Испанию, окончил Центральный университет, а затем получил степень доктора гражданского и канонического права. В 1881 году он издал в Мадриде книгу «Прогресс Филиппин», которая до появления работ Рисаля служила своего рода библией филиппинских реформаторов. Ее высоко ценил и Рисаль.

В сущности, книга Сансианко представляла собой экономический трактат: автор исследовал препятствия, мешающие экономическому развитию Филиппин, и пришел к выводу, что таковыми являются низкий уровень образования, неразвитость средств сообщения, коррупция властей и засилье монахов. Критические положения книги были выдержаны в весьма умеренных тонах и не вызвали возражений в самой Испании, но зато сразу же насторожили монахов, и книга была немедленно запрещена на архипелаге.

Исходная посылка всех рассуждений Сансианко заключалась в признании того, что Филиппинские острова суть неотъемлемая часть Испании. А раз так, то филиппинцы — испанские граждане, а потому уплата трибуто (подушного налога) только «индейцами» и метисами (испанцы были освобождены от него) есть величайшая несправедливость. На пятнадцать следующих лет эти положения стали теоретической основой движения пропаганды. Нельзя не отметить, что в них не было ничего, что могло бы вызвать возражения властей. Официальная политическая доктрина Испании исходила из той же посылки: после потери латиноамериканских владений само слово «колония» было изъято из официального языка, и оставшиеся владения эвфемистически называли «заморскими провинциями» (чиновники, по привычке употреблявшие слово «колония», получали суровые выговоры).