Вскоре после выхода в свет книги Сансианко 15 июня 1881 года министр заморских территорий Фернандо де Леон-и-Кастильо опубликовал декрет об отмене табачной монополии[13]
, чего с такой настойчивостью требовал Сансианко. Весть об этом была восторженно встречена филиппинцами — в отмене монополии они увидели первый шаг на пути осуществления реформ. По обычаю того времени в честь де Леона был дан банкет, на котором произносились неоправданно восторженные спичи. Самая яркая речь принадлежит Грасиано Лопес Хаена (1856–1896), одной из колоритнейших фигур филиппинской колонии в Мадриде. Как и Рисаль, он начал изучать медицину в университете святого Фомы в Маниле, однако курса не кончил, в 1880 году уехал в Испанию. Он пробовал продолжить учебу, но бурный темперамент мешал ему сосредоточиться на занятиях, и он окунулся в политическую деятельность. Лопес Хаена считался лучшим оратором филиппинской колонии: мог говорить о чем угодной сколько угодно, причем без всякой подготовки. По свидетельству современника, «его страстные слова, которые текли как лава, звучали очень убедительно по той причине, что слушателям не оставалось времени на раздумье: они обычно вызывали взрыв энтузиазма».Взгляды Рисаля с самого начала пришли в противоречие с господствовавшими среди эмигрантов идеями: хотя он тоже выступал за ассимиляцию, но считал недостойными заверения в верности Испании, особенно если эти заверения, как нередко случалось, сопровождались полупрезрительными, а то и вовсе презрительными замечаниями в адрес Филиппин.
…У Рисаля совсем другой взгляд на вещи. Молодой человек с 15 песо в кармане отнюдь не чувствует потребности завоевать «место под солнцем» (как то делают многочисленные герои литературы второй половины XIX века, приезжающие в столицу и «покоряющие» ее). У него другая задача — служение Филиппинам, именно к этому он призвал еще в стихотворении «Филиппинской молодежи». Целостность его натуры не допускает расхождения между словом и делом, Рисаль не считает, что поэзия нечто не связанное с жизнью, что в стихах можно требовать одного, а жить совсем по-другому.
Первые слова Рисаля в эмиграции обращены не к испанцам, а к соотечественникам. Выполняя наказ Теодоро Басилио Морана, он шлет ему статью «Любовь к родине». Ею Рисаль начинает свою публицистическую деятельность. Любовь к родине, пишет Рисаль, сильнейшее чувство, ему подвластны все народы во все времена: «От цивилизованного европейца, свободного и гордящегося своей историей, до африканца, которого насильно уводят из джунглей и продают за ничтожную сумму, от древних народов, чьи тени все еще витают над величественными руинами, до современных, полных энергии и жизни, — все, все поклонялись и поклоняются идолу, называемому родиной». Для филиппинцев, только еще вырабатывающих свое национальное самосознание, эта мысль — любить именно свою родину, несмотря на ее нынешнее жалкое положение, — звучит ново и необычно. Впервые в истории общественной мысли Филиппин сказано, что забитость, отсталость и бедность не являются препятствием для любви к родине.
20 августа 1882 года статья появляется в «Диарионг Тагалог», сотрудник газеты Марсело дель Пилар переводит ее и на тагальский язык. Редактор пишет Рисалю: «Ваша статья вызвала поток многочисленных поздравлений; даже беспристрастные лица, чьи достоинства обще-признаны, утверждают, что она может сойти за одну из статей Кастелара!» В статье привлекает все: и необычность темы, и несколько помпезный стиль, столь соответствующий художественным вкусам филиппинцев. Моран требует слать как можно больше статей, Рисаль старается выполнить заказ, и во втором номере газеты появляется статья «Путешествия», набросанная, видимо, еще во время плавания. К сожалению, газета тут же закрывается — эпидемия холеры и пронесшийся тайфун почти разорили Морана, и он отказывается от издания. А у Рисаля уже готовы статьи «Сомнения», «Образование», он пишет эссе «О чувстве прекрасного», но, узнав о закрытии «Диарионг Тагалог», прекращает работу над ним.