Читаем Хосе Рисаль полностью

Вообще многие эмигранты ведут себя, мягко говоря, не вполне достойно. Дело тут не только в их личных качествах. Филиппинцы во всем ориентируются на родственный коллектив, на свой клан, который защищает их от невзгод, но взамен требует весьма жестко регламентированного поведения, обязательного соблюдения определенных норм. Необходимость поступать так, а не иначе диктуется извне и не всегда переходит во внутреннюю убежденность. И с исчезновением этого внешнего источника личность, случается, остается без путеводной нити, перестает четко отличать дозволенное от недозволенного. Именно это и происходит со многими филиппинскими эмигрантами в Мадриде, лишившимися связи со своей средой и предоставленными самим себе. И нужна сильная личность, чей авторитет признали бы все, чтобы наставить на путь истины потерявших ориентиры филиппинцев.

Они встречаются обычно на улице Лобо, где в пансионате живут несколько эмигрантов — Грасиано Лопес Хаена, поэт Ласерна, братья Пако и Хосе Эскивель, публицист Эваристо Агирре, одноклассник Рисаля по Атенео Хулио Льоренте и другие. Бывает здесь и Педро Патерно, заглядывает Грегорио Сансианко. Старожилы оживленно беседуют. На первых порах Рисаль только прислушивается к пересудам, не принимая в них участия.

«— Сеньоры! Вы знаете, какую штуку выкинул Карлито? Он заказал в ресторане обед на 10 песо, вкусно покушал и удрал не заплатив!

— Молодец! Настоящий индио!

— Что значит «настоящий индио»? Такие поступки недостойны кабальеро, он бросает тень на всех филиппинцев!

— Плевать! А почему испанцы называют нас «грязными китайцами»? Так им и надо!

— Сеньоры, сеньоры! Грасиано опять проигрался в пух и прах! Надо собрать по одному песо с каждого — ему нечего есть, а кроме того, долг чести, сеньоры!

— Что значит «долг чести»? Пусть не играет!

— А как еще он может добыть деньги?

— Сеньоры! Сногсшибательная новость! Теперь на сюртуках добавили еще две пуговицы!»

Такие речи не по сердцу Рисалю. Он втягивается в разговор, резко обрывает пустую болтовню (особенно почему-то его задевают бессмысленные разговоры о числе пуговиц, и впоследствии трижды, в двух статьях и романе, он вернется к этим злополучным пуговицам). Его авторитет, который на Филиппинах безоговорочно признавали «мушкетеры», скоро устанавливается и здесь. Кстати, кое-кто из «мушкетеров» тоже в Мадриде — они по-прежнему с пиететом относятся к своему «капитану». Но теперь Рисаль совсем другой, пора мальчишеских проделок и забав прошла. Он требует прежде всего достойного поведения. Не в силах противостоять влиянию его личности, филиппинцы волей-неволей покоряются. Пусть не всегда охотно, часто против желания, но покоряются. Такое повиновение, надо сказать, обычно не очень прочно: как правило, оно кончается, как только признанный лидер уходит и прямой контакт с ним исчезает. Но пока все ему повинуются. Суровые проповеди и отповеди Рисаля снискали ему славу ригориста, и «капитан де Тревиль» получает новое прозвище — «эль папа» (то есть «папа римский»).

«Папа» терпеть не может разболтанности и чрезвычайно щепетилен в вопросах чести. «Достоинство филиппинцев, их честь — прежде всего! Испанцы называют нас «грязными китайцами»? Пусть! Мы согласны на это имя. Они называют нас «индио»? Пусть! Нидерландских повстанцев в XVI веке называли «гезами» — нищими, и те с гордостью носили это имя. Будем же и мы с честью носить имя «индио», но будем «индиос бравос» — храбрыми индейцами. И если испанец оскорбит честь филиппинца, то пусть знает, что ему не миновать вызова на дуэль». Сам он по-прежнему занимается фехтованием и стрельбой и, демонстрируя друзьям свое искусство, почти не целясь, выписывает на стене свое имя пулями из дуэльного пистолета. Скоро «всему Мадриду» становится известно, что филиппинцев лучше не трогать — они спуску не дают. Рисаль, с его обостренным чувством чести, не раз посылает вызовы недоброжелателям — мнимым и действительным.

Итак, в делах чести уступать нельзя. Но не это главное, невелика заслуга — прослыть бретером и забиякой. Главное — служить родине, бороться за права филиппинцев, за представительство в кортесах, за просвещение народа, а для этого надо прежде всего учиться самим. И Рисаль, всегда более требовательный к себе, чем к другим, показывает соотечественникам пример.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное