Читаем Хосе Рисаль полностью

Статьи эти, хотя и не увидели свет, многое проясняют в умонастроении Рисаля. Первая из них — философские размышления. Рисаль различает скептицизм как позу и скептицизм как направление ума, причем замечает, что «позы все-таки больше». А между тем человек «должен прозревать непреходящее за видимостью и шумом». Но что оно такое, это непреходящее? Для Рисаля, терзаемого сомнениями католика, это уже не религия: «Религиозные убеждения угасают и агонизируют в нашем сердце, ибо мы находим в них лицемерие вместо добродетели, низменные и корыстные интересы вместо бесхитростности и простоты». Но пока Рисаль не призывает к окончательному отказу от религии: «Будем же отделять зерно от плевел, будем же отделять лживого служителя от великого принципа, который он представляет». Что же делать? Ответ Рисаля пока еще не очень внятен: «Так пойдем же вдоль слабого луча света, проникающего во мрак наших темниц, чтобы отыскать его источник. Будем же обожествлять идею, суть, неизменную истину». За этой платоновской образностью трудно усмотреть выход из тупика: задача ставится в абстрактно-умозрительном плане.

Серия написанных в Барселоне статей представляет собой серьезную заявку на лидерство в общественной мы-ели Филиппин. Но надо прямо сказать, что заявка эта не удовлетворяется: попытка «с ходу» вывести филиппинцев из тупика, возникшего после 1872 года, не удается. Причин тому несколько. Прежде всего Рисаль сразу же после выхода в свет второй статьи лишается печатного органа. Далее, весь барселонский цикл носит несколько отвлеченный характер, он мало связан с нуждами общественной борьбы: Рисаль еще только нащупывает тему, которая могла бы сплотить всех филиппинцев. Он обращается к соотечественникам, живущим на самих Филиппинах, но судьба «Диарионг Тагалог» показывает ему, что центр борьбы должен временно переместиться в Испанию, где сосредоточены лучшие интеллектуальные силы страны, их-то и надо сплотить прежде всего, тем более что условия этой борьбы на полуострове куда благоприятнее, чем на архипелаге.

Барселонский цикл создается лихорадочно, второпях — Рисаль пользуется передышкой перед началом учебного года. Денег нет — присылаемого Пасиано едва хватает на еду и на самое скромное жилье. Да и филиппинская колония в Барселоне невелика, общаться, в сущности, не с кем, некого сплачивать для борьбы за «филиппинское дело». И через три месяца после приезда в Испанию Рисаль перебирается в Мадрид, близко узнает тех, кого раньше знал только по статьям да по слухам, с головой погружается в жизнь филиппинской колонии. А в ней далеко не все благополучно. Рисаля не устраивают не только взгляды филиппинских эмигрантов (особенно пренебрежительное отношение некоторых из них к Филиппинам) — сам образ их жизни претит ему.

…Грасиано Лопес Хаена уже два года живет в Испании, стал ярым республиканцем, выступает на всех митингах, печатает статьи в испанских газетах, но только на испанские темы, доказывает, что лишь «пронунсиаменто» — захват власти путем переворота — может восстановить республику в Испании, а потому не чужд и нелегальной деятельности. Что до Филиппин, то они интересуют его куда меньше. Конечно, считает он, Филиппины должны стать неразрывной частью будущей испанской республики, но республиканизм должен прийти туда только из Испании, а потому там не нужна никакая революционная деятельность. Живет Грасиано неизвестно чем: случайными заработками в испанских газетах, а больше займами у соотечественников, которые никогда не возвращает. Манильский комитет реформ вскоре назначает ему небольшую ежемесячную субсидию, и Грасиано начинает активно заниматься «филиппинским делом», но тут же теряет к нему интерес, как только субсидия прекращается. Рисаль неодобрительно относится к его беспорядочному образу жизни, но высоко ценит его таланты.

…Дон Педро Патерно — человек большой культуры, но слишком активно старается проникнуть в «высший свет» Мадрида. Он богат, разъезжает в карете с каким-то непонятным гербом (позднее, в 1897 году, он будет требовать от испанской короны герцогского титула). К соотечественникам относится высокомерно, но лебезит перед последним испанским журналистом — лишь бы тот напечатал в своей газетенке отчет о последнем приеме в доме-дворце дона Педро. А в это время его соотечественники (Рисаль в их числе) живут впроголодь. Пренебрежение к землякам для филиппинца непростительно. Рисаль не ссорится с доном Педро, но и не стремится сблизиться с ним — он довольно сухо отзывается об эрудиции Патерно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное