Хосе Рисаль

Если первый роман был диагнозом, то второй — роман-предостережение, роман-прогноз. Он показывает, что произойдет с Филиппинами, — тут опять сказывается вера Рисаля в свой пророческий дар. Герой романа — ювелир Симон (в русском тексте Симоун), не кто иной, как Ибарра, герой «Злокачественной опухоли». После смерти Элиаса ему удалось бежать. За истекшие годы он составил значительное состояние, на Кубе познакомился с испанским майором, купил ему должность генерал-губернатора Филиппин и тем приобрел неограниченное на него влияние. Замысел Симона состоит в том, чтобы, усиливая гнет, унижая и оскорбляя филиппинцев, вывести их из терпения и поднять на восстание против испанцев. Его цель на первых порах — личное мщение за поруганную честь, за ущемленное самолюбие.

Группа студентов подает генерал-губернатору петицию с просьбой учредить академию испанского языка. В числе просителей — знакомый по первому роману Басилио, тот самый несчастный служка, чья мать сошла с ума и чьего брата забили до смерти. Он узнает в Симоне Ибарру, и тот решает привлечь его на свою сторону, зло высмеивая его надежды на Испанию: «Вы объединяетесь, чтобы общими усилиями связать вашу родину с Испанией гирляндами роз. На самом же деле вы куете для нее цепи тверже алмазных! Вы просите уравнения в правах, испанизации своих обычаев и не понимаете, что то, чего вы просите, — это смерть, это гибель вашей национальной самобытности, уничтожение вашей родины, освящение тирании! Чем вы станете? Народом без национального характера, нацией без свободы, все у вас будет взятое взаймы, даже пороки». Сепаратистское кредо и отказ от идеи ассимиляции тут выражены необычайно четко.

Симон готовит восстание, используя недовольную молодежь, разбойников и даже беспринципного китайского коммерсанта Кирогу — у него он хранит оружие, объясняя китайцу, что ружья «подбросят потом в разные дома и сделают обыск. Кое-кто окажется в тюрьме, а мы с вами заработаем, похлопотав об освобождении арестованных». Для Кироги такая провокация — способ заработать, для Симона — способ скомпрометировать местную верхушку, вызвать против нее репрессии властей и тем толкнуть ее в лагерь повстанцев.

Затем Рисаль вдруг отвлекается от деятельности Симона и несколько глав посвящает постановке французской оперетты в Маниле, что дает ему возможность описать манильский высший свет. На вечер спектакля Симон назначает восстание и еще раз пытается привлечь на свою сторону Басилио. Того арестовывают, но скоро выпускают. Симон говорит, что народ надо будет заставить примкнуть к восстанию жестокими репрессиями: «Помните — вы должны беспощадно убивать на месте не только врагов революции, но всех мужчин, которые откажутся взять в руки оружие и идти с вами!» Неудивительно, что к Рисалю в наши дни обращаются и левоэкстремистские элементы.

Восстание терпит крах. Симон укрывается в доме падре Флорентино, филиппинского священника, и рассказывает ему историю своей жизни. Падре Флорентино дает ему суровую отповедь: «Вы полагали, что жизнь, запятнанную, изуродованную преступлением и несправедливостью, можно очистить и исправить еще одним преступлением, еще одной несправедливостью! Пагубное заблуждение!..Нет, избавление дается лишь как награда за добродетель, самопожертвование, любовь!» И эти мысли Рисаля находят сегодня сторонников на Филиппинах.

Идейная эволюция Рисаля отчетливо прослеживается при сопоставлении «Мятежа» со «Злокачественной опухолью». В первом романе главный враг — монашеские ордены, они и есть «опухоль», которую должны удалить благожелательные колониальные власти вместе с филиппинцами. Во втором — колониальные власти вместе с монахами противостоят филиппинцам как единое целое. В первом романе разграничение шло по линии: разум и прогресс против невежества и деспотии, причем оба лагеря (особенно первый) обрисовывались несколько абстрактно. Во втором романе разграничение идет по линии: колонизаторы против филиппинцев, и «национальная идея» выражена в нем гораздо отчетливее. Это не шаг назад от общечеловеческого к частному, филиппинскому, это шаг вперед от несколько прекраснодушной умозрительности либерального толка к суровой правде жизни; это проникновение в глубины бытия своего народа и тем самым в глубины общечеловеческого, ибо, как говорил еще Достоевский, путь к общечеловеческому лежит только через национальное.

Если юный Рисаль в своих ранних стихотворениях пел гимны испанским колонизаторам, гордился своей причастностью к «открывателям», а не к «открываемым», то теперь он пишет: «Как удивительна судьба иных народов!.. Из-за того, что мореплаватель причалит к их берегу, они утрачивают свободу, оказываются в подчинении, в рабстве не только у этого мореплавателя, но и у всех его соотечественников, и не на одно поколение, а навсегда! Какое странное понятие о справедливости! После этого, пожалуй, признаешь за человеком право уничтожать всякого незваного пришельца как самое опасное чудовище, извергнутое морской пучиной!»