ХОСПИС. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ПРЕИСПОДНЮЮ!

Когда Сергей вернулся обратно в Москву, впечатлённый увиденным, он много говорил с дедом, опираясь и на свой и на его жизненный опыт и профессионализм. Ленинград был для деда незаживающей раной. Во время войны ему приходилось расстреливать мародёров, и в тот время никаких угрызений совести он не испытывал. Душа стала болеть позднее. И дед старался хоть как-то оправдать себя. «Знаешь, - вдруг вырвалось порой у него, - все тогда мертветчину ели. Кругом трупы с отрезанными ягодицами. На базаре пирожки с мерветчиной. Легко отличить, из какого мяса. Мертветчина была серовато-синюшной, а если из мясо живого человека использовали – розоватая. Борька там один жил, пятнадцать лет, а крыса крысой, рассудок поехал у него; знакомым рассказывал, какое вкусное и сладкое человеческое мясо, и когда он видит какого-нибудь большого человека, то ему так и хочется его пристукнуть и съесть. Девчонки во дворе боялись, что Борька их убьёт и съест. Пристрелил я его. Тогда не жалел, а сейчас жалею. А, может, и не ел он человечины, может, врал? Но в Питере и заводики были, где детей на котлеты пускали. А были и бабы, что хуже зверя. Одна такая, когда карточки на продукты потеряла, пошла к соседке, пристукнула её топором, расчленила, потом варила и ела два месяца, детей кормила. Пристрелил я эту суку, детей – в детдом. А , может, не надо было убивать? Дети же у неё? Да кто я такой, чтобы суд вершить?

Сергей переварил страшные дедовы истории, и вдруг – эврика! – его осенило. А что если убийца – это баба, да, но она в военные годы была свидетелем каннибализма, и теперь механически воспроизводит те травмирующие ситуации?

Подняли данные о блокадниках, не исключая, конечно, и других вариантов. Кто к кому приехал в Москву из Питера?

Составили огромную картотеку. И нашли старушку. Божий одуванчик! Пережила блокаду. Потеряла всех родных. Жила в детдоме. Потом семья, дети. И психушка! Ходит-бродит по ночам, возвращается в крови. Сделали анализы – совпадают. Выяснилось, что в блокаду она была подростком, умирала от голода, и тогда мать убила почтальоншу, которая принесла им письмо. Вместе с матерью они почтальоншу на части разрубили и ели почти три месяца. «Весь подъезд угощали!» - гордо сказала старушка на допросе. Мать погибла во время бомбёжки. А у дочки её много лет спустя поехала крыша. Пристукивает людей в тёмных местах, разрубает на куски и ест. А варит мясо на живом огне, на заброшенных дворах! Дикость несусветная. И почти всё помнит, но не даёт себе полного отчёта в том, что делает.

Дети и внуки «каннибалши» были потрясены открывшимися подробностями и вскоре уехали из Москвы в неизвестном направлении.

А что если…

…

Олег Морозов припозднился на работу. Они с Анной приехали порознь. Он невероятно обрадовался, когда Анна изъявила желание утром заехать домой.

Он сам подвёз ей на своём вездеходе, и после – баба с возу – Морозову легче – умчался на работу.

Он ещё, как Штирлиц шёл по коридору, а уже слышал зазывный лай. Мурзик приветствовал его загодя. Почуял, как и полагается первоклассной ищейке.

В кабинете он пожал Шабалину руку и с наслаждением принялся тискать Мурзика.

- Чего так долго? До пробок не мог выехать? Точно – вежливость королей! – заметил Шабалин.

- Проспал. Человеческий фактор, - как можно непринуждённее ответил Морозов.

Он не хотел врать, тем более считал Шабалина своим другом, и каким другом! О котором можно только мечтать! Но и сказать правду не мог. Хоть Шабалин и был женат, и тёща его беспробудно пасла, но известие о связи Морозова и Анны нанесло бы ему непоправимую рану.

Однако Шабалин был не так прост, каким казался. Он стал трясти Морозова то с одной, то с другой стороны.

- Что-то и Анютки нет. Не знаешь, где она? – сделал первый заход Шабалин.

- Знаю, - откликнулся Морозов. – Дома у себя. Отпрашивалась сегодня. Вчера вымоталась. У неё командировка в Подмосковье была, она бабулек интервьюировала. Больше пятидесяти опросила.

- А вернулась когда? – насторожился Шабалин.

- Поздно.

- А ты был в кабинете?

- Слушай! – возмутился таким допросом Морозов. – Ты скажи прямо, что хочешь узнать.

Шабалин помолчал, потом заморгал длинными ресницами и выдал:

- Говорю. Прямо. Ну?

- А ничего, что ты женат?

- Ничего.

- А ничего, что я не женат?

- Ничего.

В кабинет заглянул дежурный офицер с торжествующим возгласом: «Всех на ковёр!»

Не по уставу позвали, но это спасло Морозова от выяснений отношений с Шабалиным.

После взбучки от начальства, которое взбодрило всех по самое некуда: «Никто ничего не делает! Лодыри-бездельники!», Морозов, вернувшись, стал поднимать дела давно минувших дней. Его интересовало всё, что касается людоедки, которая была признана психически нездоровой и отправлена в какой-то подмосковный сумасшедший дом доживать свой век.

«Платонова Елена Геннадьевна. Тысяча девятьсот тридцатого года рождения. Русская. Профессия – повар. Умерла тридцатого апреля тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения от отёка лёгких. Похоронена на местном кладбище под номером пятьсот двадцать три».