ХОСПИС. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ПРЕИСПОДНЮЮ!

- Что можно сделать – что нельзя? – говорил Арсений. – Я это к тому, чтобы вы не уверовали в то, что не захотел спасать! Лень, то бишь. Наступлению смерти, в данном случае, предшествовала агония. Во вдохе задействована вся грудная клетка, включая мышцы шеи и лица. Сердцебиение, давление повышается. В это время меняется всё система кровообращения! Вся кровь направляется в сердце и мозг. А на другие органы? Её уже не хватает. Кровь отливает от периферийных органов, чтобы поддержать жизненно важные. Поэтому ноги синеют. И вот лежит человек. Мозг жив, но кислород уже перестаёт поступать в ткани. Зрачки нереактивные. Роговица мутная.

- Не надо! – вырвалось у Марии.

Арсений взглянул на неё пристально:

- Нет, надо. Если вы пришли работать в хоспис, будьте готовы понимать страдающего человека и оказывать ему необходимую поддержку. Для этого и существует хоспис.

Минуту они смотрели друг на друга и молчали.

- Работа в хосписе – это испытание на человечность, - отрезал Арсения.

- Согласна, - кивнула Мария и улыбнулась. – Все мы не стремимся выздоравливать, ведь выздоровление от всех болезней…

- Есть смерть, - закончил Арсений.

- Не нами сказано, но как точно, а? – подняла брови Мария.

Она кокетничала, и ей это не нравилось, но держаться по-другому не получалось. Она вдруг вспомнила, как Таня сказала ей как-то: «Все мы больны. И всем нам нужна поддержка», и Мария только сейчас поняла глубокий смысл этих слов и согласилась с ними.

12

«ХОСПИС»

12

Считалось, что женщин-маньяков не бывает. А если они и встречаются, то крайне редко. Морозов готов был поспорить. Они есть, и встречаются относительно часто, просто у них другой почерк и другие мотивы.

Месть, самоутверждение, зависть – три кита, на которых зиждется сущность маньячек.

Но из любого правила возможны исключения.

Он помнил, как его отец, Сергей Морозов, вёл дело, в котором всплыла странная особенность – каннибализм. Находили расчленённые трупы с отрезанными мягкими частями тела, а потом находили на свалке человеческие кости.

Убивали и худых и толстых, тех, кто оказывался поблизости с чудовищем в тот момент. Милиция проводила один рейд за другим. То, что у человека отклонения в психике, было понятно. Но почему никаких следов? Никаких улик? Так же не бывает. Причём убийства продолжались даже в то время, когда город был оцеплен.

Отец однажды сидел дома, играл с дедом в шахматы. Выигрывал! Всегда. И дед, хоть и кряхтел, а был доволен: классный у него сын!

Потом говорит отцу:

- А почему ты у меня выигрываешь?

Отец лениво отвечает:

- Талантливее.

Дед поправляет:

- Потому что ты меня знаешь, изучил. А почему ты в своём деле проигрываешь?

Здесь имелся в виду именно каннибал.

Старший Морозов задумался. Ответ вырисовывался сам-собой. Но не давал необходимого представления о сложившейся ситуации.

Рано утром он разбудил деда.

- Я знаю изначально, что ты – мужик. У мамы я ещё легче выигрываю, зная заранее, что она женщина.

Дед поддержал:

- Мужчины и женщины думают по-разному. Согласен. У женщин другие мотивы.

И Сергея осенило: «А если это ненормальная женщина?»

Он стал представлять, как рассуждает и ведёт себя ненормальная женщина. Что могло стать причиной такой душевной травмы? Ведь не от голода же она ела людей?

Версия была смешная, изначально обречённая на провал. Но за неимением других, Сергей Морозов стал её отрабатывать.

Что-то страшное произошло в жизни женщины. Что могла она видеть? Что сломало её психику?

Сергей прошурудил множество пособий по психиатрии, перетряс всех психиатров от светил до рядовых, но имеющих обширную практику. Взял на заметку их комментарии. А потом уехал к своему другу в Ленинград. Его мать пережила блокаду и так и не оправилась от стресса. Прятала сухарики, крахмал, соль, муку. Её комната напоминала склад. Мать лечили в психиатрической больнице, и она периодически приходила в себя, но хватало её лишь на неделю.

Старший Морозов видел эту женщину. Высокая, похожая на сухую жердину. Не производила впечатление сумасшедшей. Днём вела себя, как обычный человек. Даже здравомыслящий. Чудеса начинались ночью, когда она из своих же продуктовых запасов воровала крупу, сахар и, складывая в мешочки, прятала в разные углы. И помнила ведь где что лежит! Так голод прошёлся по ней.

Друг переживал. Он поделился жуткими вещами, сказав, что в психушке лежат и разведчики-орденоносцы, так и не оправившиеся от пережитого напряжения во время войны. С его матерью в одной палате лежала женщина, бывшая радистка. Днём вела себя, как обычный человек, а ночью ровно в четыре утра начинала на своей подушке рукой отбивать морзянку – отправляла радиограммы. С ней пытались работать, понять хотя бы, имели ли радиограммы смысл или это был просто набор букв? Женщина однообразно отвечала, что нужен ключ. Без ключа не расшифровать. И не помнила, что делала ночью.