Хождение к Студеному морю

– Приодеться не мешает, – согласился скитник… Что-то собаки расшумелись, похоже, дерутся. Пойду гляну и покормлю. Пора.

Минут через пять дверь распахнулась, и ввалился гладко выбритый, довольно упитанный мужчина лет сорока – Правдун.

– Привет, Рома! – поприветствовал он, щуря серые плутоватые глаза и усаживаясь на до блеска отполированный чурбан. – Простаиваешь?

– Одолжишь спирту – поработаю.

– Сам последнюю флягу разливаю. Одноногий у тебя?

– Вышел к собакам. Тебе-то он за какой надобностью?

– Охотники баяли, будто он сильный шаман.

– Я его хорошо знаю. Не шаман он, а грамотный лекарь.

– Да мне без разницы, лишь бы помог. Суставы замучили!

– Об этом с ним сам толкуй.

Когда Корней вернулся, Правдун встал:

– Здравствуйте, мил человек, за помощью к вам. Хвалят вас юкагиры. Говорят, повезло Роману – знатный шаман у него гостит. У меня проблема. Суставами мучаюсь, мочи нет. Сделайте что-нибудь, – он протянул узловатые пальцы.

Корней по голосу сразу узнал человека, который не стал с ним разговаривать. Смерив его холодным взглядом, посмотрел на руки:

– К сожалению, поздно. Уже не поправить.

– Вы же лекарь, так научите хотя бы, как боль ослабить! – с раздражением в голосе потребовал Правдун. – Я отблагодарю.

– Сделай мазь из равной смеси растертой в порошок коры ивы, плодов можжевельника, листьев брусники, медвежьего жира и втирай несколько раз на дню. А в благодарности вашей я не нуждаюсь.

Роман, зная, что Корней человек сострадательный и отзывчивый, с недоумением слушал этот диалог. Когда Правдун ушел, Корней, повернувшись, сам объяснил:

– Как он ко мне, так и я к нему.

– А вы что, встречались?

– Вроде того.

– Понятно.

Прошла неделя, а самолета все нет. На небе ни облачка. Солнце уже припекает. С моря все чаще доносится треск зашевелившегося льда. На припеке, на южных склонах холмов, появились черные пятна первых пропарин: только снег не растаял, а испарился. Роман испереживался: если поднимется ветер, ледяные поля пойдут трещинами, появятся разводья.

Корней уже склонялся к тому, чтобы продолжать путь на собаках. Ведь еще неделя-другая, и снег «поплывет».

На восьмые сутки, ближе к полудню, над бухтой пророкотала оранжевая «Аннушка». Покачав спаренными крыльями, она пролетела на запад.

– Сначала в Ванкарем, к соседу, после к нам, – пояснил ободрившийся Роман.

Бухта Лаврентия. Охота на китов

– Борис Орлов, – представился широкоплечий, среднего роста мужчина в кожанке. Черты его лица были настолько резкими, что казались вырубленными из камня. Крепкое пожатие жесткой руки выдавало в нем сильного, мастерового человека.

– Судя по собакам, вы издалека, – сказал он, обращаясь к Корнею. – Если не ошибаюсь, индигирские.

– Верно. Собаки индигирские, а сам я с Алдана.

– С Алдана, говоришь? И какими судьбами? – с сомнением переспросил, пропуская между пальцев длинный ус, Орлов.

– Не верите? – Корней достал из висевшего на груди кожаного мешочка справку от Шорникова.

Орлов внимательно прочитал. Взгляд потеплел:

– Другое дело! Сами понимаете, граница, а обличье у вас, прямо скажем, разбойничье.

– Товарищи, кофе остывает! – Роман гостеприимным жестом указал на дымящиеся кружки и стопку галет.

– Погоди, Рома, пока ветра нет, погрузимся. Шкурки пересчитывать не буду. Верю… Давай акт, подпишу… Да, фляги со спиртом привез. Еще от брата тебе посылочка.

– Борис, я тут взял на себя смелость предложить Корнею Елисеевичу до Лаврентия с тобой лететь. Он на одной ноге уже большой путь прошел. Хочется, чтобы на Чукотку еще и сверху посмотрел. Возьмешь?

– Вот тебе на! Из такой дали на протезе!? Теперь понятно, почему даже Шорников за вас просит. Конечно, возьму.

– У меня еще собаки, – заволновался Корней.

– А сколько их?

– Семь.

– Ладно, ужмемся. Кстати, на них пушнину и шкуры ксамолету и перевезем, а сюда спирт. Пусть отрабатывают перелет, – засмеялся Орлов и, раскрыв портсигар из китового уса, предложил:

– Закуривайте, «Казбек».

Роман вынул одну, Корней отказался.

– Елисеич у нас некурящий и непьющий, – пояснил Роман.

– Дело хозяйское, – обронил Борис, но, затянувшись, невольно выпустил дым в сторону.

Корней, получив расчет за медвежью шкуру, приобрел суконную куртку, штаны и кое-что из продуктов, включая махорку для чукчей. На это ушла половина суммы. Оставшиеся деньги отложил на жизнь.

Труженица «Аннушка» надсадно взревела и, набирая скорость, понеслась по льду, оставляя позади клубящийся шлейф снега. Перед грядой торосов взмыла, и земля стала быстро удаляться.

Корней прилип к иллюминатору. Под ним белая пустыня с оледенелыми змейками речушек и мраморными пятнами озер. По этой слепящей белизне ползла серая тень от самолета, похожая на крест.

Справа заснеженные хребты, затейливо изрезанные ущельями. По их склонам метались искорки красного, синего, зеленого, желтого света: казалось, кто-то пересыпает драгоценные камни.

Слева – обширные ледяные поля, гладь которых нарушали вздыбленные торосы – результат столкновения льдин.