Хождение к Студеному морю

Что удивительно, эти совершенно разные по возрасту и занятиям люди как-то сразу сдружились, видимо, сказалось родство душ. Уже на второй день кузнец пригласил Корнея к себе обедать. Войдя в избу, скитник был приятно изумлен: просторная светлая горница обставлена красивой резной мебелью, в углу киот с темными квадратами образов. На окнах вышитые занавески. Одна стена сплошь заставлена книжными шкафами.

– Батюшки! Сколько книг! Ты, гляжу, завзятый книгочей!..

– Люблю читать, – подтвердил Трофим.

Он уже умылся и рабочую робу сменил на белую косоворотку, перехваченную пояском с кистями и украшенную по подолу и воротнику вышитыми васильками.

– А это что за фолиант? – Корней указал на толстую старинную книгу.

Польщенный Трофим просиял.

– Энто моя гордость – рукописное Евангелие 17 века. Первоисточное, неправленое. Полюбуйтесь, – Кузнец снял книгу с полки, – корки деревянные, кожей обтянутые, в две застежки. Стариной прям веет.

– Откуда у тебя такое богатство?

– От деда перешло, тоже ковалем был. Он сказывал, што до революции в нашем доме отбывал ссылку дюже авторитетный богослов. Дивно начитанный и неуступчивый власти. К нему из многих мест старообрядцы приезжали. Вот оне и привозили. Ишо много што по почте выписывал для работы… Я иной раз читаю. Интересно оне изъяснялись. Давношные времена завсегда манят.

– Так ты старославянский знаешь?

– Маненько. К буквам борзо приноровился. Со словами сложней – непонятных много. Однакось начнешь вдумываться, и смысл проясняется. А вот эта книжица моим дедом писана. В ней поколенная роспись нашего рода. Таперича я пополняю.

– Похвально! В Святом писании сказано: кто почитает своих предков, тот счастливый и долголетний на земле будет.

Тем временем хозяйка в цветастом сарафане достала из печи каравай с румяной, золотистой корочкой. От него шел такой вкусный дух, что Корней невольно сглотнул слюну. Заметив это, Трофим спохватился:

– Што мы все о книгах. Варево стынет. Горячее-то вкусней.

На столе стояли чугунок с парящей кашей, блюдо с вареной олениной, поднос с брюшками нельмы, берестяная плетенка с сухарями и жбан с квасом. С краю на подносе тянул незатейливую песенку самовар.

Прочитав «Отче наш», приступили к трапезе.

– На мясцо нажимайте. Без него на Севере никак! Моя теща, подавая мясное, всякий раз припевает:

Что варила, мила теща?
Милый зятюшка, грибки.
С этой пищи, мила теща,
Хрен не встанет на дыбки.

Корней аж поперхнулся от смеха:

– Веселая у тебя теща!

– А то! У ней оные куплеты на все случаи. Да вон она сама идет.

В горницу вошла сгорбленная сухонькая старушонка, в черной юбке до щиколоток. Из-под нее виднелись замызганные чуни, на плечах старенький ватник, голова повязана коричневым шерстяным платком, седые прядки выбились на морщинистый лоб. В руках лукошко с десятком яиц.

– Отведайте, пока ишо теплые. – И пропела:

Не дари мне по весне
Нежные цветочки,
Подари ты лучше мне
Два яйца в мешочке.

Вышла из горницы. Корней смутился, а Трофим хохотнул:

– Я ж предупреждал. Прежде ишо боевей была, а как мужа схоронила, так притухла.

Дальше ели молча, сосредоточенно. За чаем первым заговорил Трофим:

– Слыхал, што вы на Чукотку путь держите. Вояж славный. У нас до войны командир по фамилии Травин останавливался. Запомнилось, что он отменно долгий был, будто лесина. Говорил, што к Чукотскому Носу идет. Машина у него дивная на двух колесах была. Мои тятя не поверил, што он с самого Мурманска. Так тот ему бумагу показал. Вся в печатях!

– Коли Господь не оставит меня в своей милости, тоже хочу дойти до Чукотского Носу. Оттуда, говорят, даже Аляску видно.

– И пошто вам ента Аляска?

– Да так… Взглянуть почему-то хочется.

– Ну помогай вам Бог! А у нас вам как? Нравится?

– Здесь, конечно, раздолье, но глазу не за что зацепиться.

– Ну вы, отец, и сказанули – не за што зацепиться! Эво! Вы токо гляньте! – Тимофей махнул рукой в сторону окна, – красотишша-то какая! Ажно душа отлетает! Где ишо стока цветов враз увидишь? А мхи? Вы видели, какие у нас мхи? Тута вся радуга: красный, желтый, фиолетовый, розовый. А по осени ягод скока! На одной ей прожить можно! А кака тьма птиц на озерах гомонится! А зимой! Што думаете – все мертво? Отнюдь! Где ишо увидишь на небе такое разноцветье? У нас весь год есть чем любоваться!

Рассказ Трофима про мурманчанина сильно зацепил Корнея. Он прикинул, где Мурманск, где Алдан. Получалось, что Мурманск раза в три дальше.

«Выходит, Травин герой, а я слабак – на пароходе-то всяк горазд, – подумал он, – и печати тоже надо бы ставить, как он».

На следующий день скитник зашел в канцелярию порта и поставил на обратной стороне своей справки об освобождении первую печать.

Индигирка. Юкагиры. Шаман

В самую середку полярного дня[54] с гидропоста сообщили, что ледяные поля южаком отжало от устья. Капитан немедля распорядился готовиться к выходу. Через полчаса прозвучала команда: «Отдать швартовы! Обе машины малый вперед!»