Хождение к Студеному морю

Когда он появлялся, обрадованные собаки, прыгая на него от радости, чуть не валили хозяина. Чтобы ненароком не потревожить пальцы, он поднимал руки вверх.

На пятый день с лица сошла короста, начала спадать и опухоль на пальцах. Через несколько дней облезла и обмороженная кожа, обнажив нежную новую.

Воодушевленный скитник уже намеревался продолжить путь, но Афанасий – хозяин чума был тверд:

– Рано. Надо ждать, когда кровь хорошо дорогу пробьет.

В стойбище с каждым днем становилось многолюдней. Дело в том, что здесь находился заготпункт потребкооперации и сюда для сдачи добытой за зиму пушнины и празднования завершения промыслового сезона один за другим подъезжали охотники с окрестных селений. Вокруг уже вырос временный городок из нескольких десятков чумов.

В обмен на мягкую рухлядь промысловики приобретали сухари, плиточный чай, сахар, соль, табак, винтовки, патроны, посуду, мануфактуру. Председатель кочевого Совета коренастый молодой эвен приглашал каждого промысловика в рубленое строение с кумачовым знаменем над крыльцом. Усаживал за стол и проводил беседу:

– Советская власть дала нам электричество. Электричество лучше солнца. Оно и в полярную ночь светит. Сейчас весь советский народ много работает, чтобы выполнить семилетку за пять лет. Мы тоже должны ударно охотиться. Больше сдавать пушнины, мяса, и становиться передовиками. В соседнем улусе семилетку уже почти выполнили. Разве мы хуже?

Охотники слушали и обещали не подвести. Самые активные и сознательные брали обязательство в следующий сезон добыть пушнины в два раза больше.

В назначенный день все собрались на поляне праздновать окончание промыслового сезона. Пришли даже мамаши с грудничками, спокойно посапывающими в меховых мешках за их спинами. Народу было так много, что несколько чумов пришлось перенести в сторону.

Открывая митинг, председатель подвел итоги и вручил передовикам грамоты, а самым лучшим – еще и премии. После чего объявил:

– В нашем стойбище находится гость из далекого советского Алдана. Он идет на самый край нашей большой страны – Чукотку. Дадим ему слово для приветствия.

– Дорогие друзья, я тоже охотник и хорошо знаю, какой это тяжелый труд. Поздравляю вас с успешным окончанием промыслового сезона. Желаю всем здоровья и удачной охоты. Особую благодарность выражаю семье Афанасия Петровича, вылечившей и приютившей меня.

– Помогать друг другу – главный закон эвенов, – с гордостью произнес председатель. – Товарищи, завтра, после обеда, в помещении кочевого совета Корней Елисеевич подробно расскажет о своем путешествии. Приходите послушать.

Когда закончилась официальная часть, запалили костер и, проведя под мощный рокот бубна неизменный обряд «кормления огня», мужчины принялись соревноваться в прыжках через нарты, гонках на упряжках. Пока выявляли победителей, женщины уже сварили в котлах мясо.

Темнело. Электрик запустил движок. На столбе зажглась лампочка. В это же время на небе заиграли сполохи северного сияния.

– Верхние люди тоже с нами празднуют. Тоже костры запалили, – радовались эвены.

Приехавшие из соседних стойбищ отправились в кочевой совет, где были накрыты столы, а местные разбрелись по своим чумам продолжать праздновать в кругу семьи.

Корней, подойдя с хозяевами к их жилищу, зашел в чум не сразу. Задрав голову, долго любовался выстреливающими из бездонных глубин вселенной цветными пучками. Они образовывали то лениво колышущиеся, как будто от легкого дуновения ветра, гигантские зеленоватые волны, то, взлетая в высь, сиреневые холмы. Корней никак не мог насладиться этой непредсказуемой, никогда не повторяющейся игрой света. Его больше всего поражало то, что узоры и краски сияний никогда не повторялись.

В эту ночь небо «горело» почти все темное время суток. Окончательно полярное сияние погасло, лишь когда на востоке зажглась багряная заря, и больше до осени скитник его не видел.

На следующий день клуб был полон. Слушали Корнея внимательно, задавали вопрос за вопросом.

По окончании встречи местные охотники вызвались починить его нарты. Сам он обмороженными руками сделать это не мог. За полдня умельцы не только заменили поврежденные копылья, подтянули ослабшие вязи, но и обили полозья железом. Упряжь тоже привели в порядок: поменяли порванные постромки. (На малолюдных территориях люди умеют все делать сами. Иначе пропадешь.)

Пальцы практически зажили, и Корней уже подумывал, что пора двигаться дальше, но, выйдя вечером легко одетым по нужде, залюбовался северным сиянием. Простояв с полчаса, продрог. На следующий день начался кашель. Ночью почти не спал. Бросало то в жар, то в холод. Потел так, что рубаху хоть выжимай.

На Корнея неожиданно тяжелым, неподъемным бременем навалилось ощущение одиночества, его ненужности в этом огромном незнакомом мире. Ему невыносимо хотелось в родную Впадину, к Дарье, детям. Но он усилием воли подавлял это чувство.

«Чего это ты? На полпути захандрил. Сам виноват – нечего было столько времени полуодетым стоять на морозе», – ругал он себя.