Книга состоит из двух частей, взаимодействие которых предвзятый рецензент мог бы свести к концептуальной сорокинской схеме: откушали бланманже и – мордой в нужник. Однако в действительности дело обстоит не так, хотя различие (не столько стилистическое, сколько жанровое) между частями, действительно, существенное, и органическим его не назовёшь. Первая часть, несмотря на хитросплетения сюжета, чередующиеся временные напластования (для легкости ориентации в нынешнем и былом прямая речь в диалогах то оформлена по принятым правилам через красную строку и тире, то закавычена) и форму изложения, близкую к потоку сознания, полностью укладывается в рамки литературной традиции реалистического направления. Основой же второй части служит фантастическая история о случайно обретённом некоторыми людьми (геронтами) фармакологическом бессмертии вампирического толка (высасывается чужое время жизни). Плюс всякие сказочные персонажи – Колобок, кот в человечьем обличии, леший, русалка. Части разделены между собой временны́м промежутком, но связаны сквозными персонажами. Мне связь эта, повторюсь, не показалась безупречной. Преследует сомнение, что имеешь дело с заведомой уловкой: из двух повестей автор решил изготовить двухчастный, что ли, роман и насильственным путём создал химеру. На уровне микротехники всё сделано более чем убедительно, но целое – Тяни-Толкай – упирается и своему единству отнюдь не радуется. Чувствуется какая-то внутренняя незамирённость, подспудный химерический сепаратизм. Что русскому орлу хорошо, то Тяни-Толкаю – вилы.
Впрочем, чего не отнять, того не отнять – читается книга бодро, с нарастающим интересом. А когда понимаешь, в чём авторская фишка (сдавать и раскрывать карты по одной, не торопясь), – то и с самоподогревающимся встречным ожиданием. Всё остальное – шлейф послевкусия. А он во многом зависит от рецепторов вкушающего.
Сергей Кузнецов. «Калейдоскоп. Расходные материалы»
Объем устрашающий – восемьсот с лишним страниц. Но ничего – с крестом животворящим всё нам по плечу.
Есть поэты – мастера версификации, любые ритмы и размеры им подвластны, в строку уложат что ни пожелают, и выйдет ровно, без сучка. Успех на эстраде таким обеспечен, поскольку эстрада аплодирует не глубине, а артистизму (всякий, кто бывал на слэмах, соврать не даст). Случается такое и в прозе. Но прозе на эстраде неуютно – усилие и время для усвоения нужны иные, в лучшем случае внимание удержит лапидарный (каменный стиль) сатирик. Версификаторам от прозы нужен другой формат, как бы эстраде соответствующий, но другой. Его у нас пока что нет. Такое соображение навеяла мне эта книга, хотя лобового отношения к ней соображение это (почти) не имеет.
Читать «Калейдоскоп», несмотря на его монументальность, легко – тут есть дыхание и метроном, есть настроение и смена декораций, время от времени позвякивают колокольчики культурных кодов и имена милых сердцу русского европейца мест: Париж, Вена, Лондон, Прага, Рим, Нью-Йорк, Сан-Франциско, опять Париж… ну и как бонус – Шанхай и Кушка (в плане русско-британских разборок). Есть и немножко собственно России – как перчик для остроты блюда. Надменноизящная интонация (саркастический дендизм) пленяет – мол, что делать, всё лучшее для Европы, увы, осталось в прошлом. Есть и смуглые сицилийские мальчики, чьей игрой у фонтана (пластикой мальчишеских тел) любуется эстетствующий британец нетрадиционной ориентации. Это так сладко и запретно – ведь в описываемую в данной новелле пору британское уголовное законодательство ещё обременяет поправка, запрещающая «непристойные отношения между взрослыми мужчинами», в соответствии с которой на два года тюрьмы был осуждён Оскар Уайльд. Теперь не то. Теперь уже и это для Европы – в прошлом.
Слова обволакивают, сгущаются в атмосферу времени (так термиты в своих термитниках поддерживают атмосферу геологической эпохи, в которой они царили на земле), и читатель дышит во всё горло воздухом этого законсервированного мира. Чего не отнять, того не отнять – убедительно.
Теперь о мелочах. Определимся с жанром. Что перед нами такое? Автор называет книгу романом, но понимает, что необходимы уточнения, и, не доверяя читательскому разумению, на 106 странице объясняет сам: