Хождение по буквам

Порой Мелихова упрекают в том, что практически все его романы – иллюстрации одной-единственной доктрины, которая трактует человека как нечто само по себе жалкое, сирое и убогое, вроде как баран чихнул, и, чтобы перестать быть таким хотя бы в собственных глазах, человек должен почувствовать себя красивым или причастным красоте, прикоснуться и прилипнуть к чему-то более величественному и долговечному, чем он сам. Ну или как-то так. Да простит мне Александр Мотелевич мою вольную трактовку. Возможно, так и есть – ничего порочащего достоинство автора в этом нам не откроется. И ничего зловредного в преданности автора той или иной идее, если она не откровенно идиотская и людоедская, я не вижу. Но что определённо могу сказать: в последних своих романах, включая «Заземление», Мелихов сворачивает со столбовой дороги ортодоксального реализма и позволяет себе чудесные вольности. И это его книгам идёт лишь на пользу – он открывает себе как автору и своим героям двери в небеса символического. Ведь искусству нет дела до правды жизни, его интересует лишь правда художественная, оттого чёрт у талантливого писателя выходит гораздо убедительнее, нежели чиновник-коррупционер у писателя-середнячка.

В общем, «Заземление» – хорошая книга, талантливая, убедительная, крепкая. Вот только меня как читателя волнует судьба религиозного мыслителя Павла Вишневецкого, который бесследно исчез где-то на сотой странице (всего страниц – 317), и больше о нём нам ничего узнать не удаётся. Я спрашивал у автора: что же случилось? как же так? ушёл бродяжить по Руси? может, нарвался на Чикатило? или монастырь? или инопланетяне? Мелихов ответил: не скажу. Я: почему? Мелихов: так надо.

Ну надо так надо. В конце концов, это его зверинец.

Юрий Буйда. «Стален. Похождения углового жильца»

Юрий Буйда – писатель крепкий, опытный, речь его музыкальна даже тогда, когда он говорит о вещах низких и некрасивых. Что умеет – то умеет. Однако к делу.

Перед нами роман-отражение. Он причудливо отображает жизнь нашей страны примерно со времён предвоенных, когда обвинили в шпионаже и вредительстве верхушку Метростроя, и практически до дня сегодняшнего. Это ко многому обязывает. Все основные вехи обозначены: Сталин, чекистская и партийная номенклатура, брежневский застой, перестройка, хмельной Ельцин, расстрел Белого дома, Чеченская война, Путин… Напрямую герой в знаменательных для страны событиях не участвует, он всегда в стороне, сам себя он так и называет – угловой жилец. Вехи эти – что-то вроде гвоздиков, на которых висит весь пёстрый ковёр романа. Воистину пёстрый! Место действия – глухая провинция, Москва, элитные подмосковные дачи с конюшнями. Персонажей в пространстве текста живёт и умирает столько, что собьёшься подсчитывать, причём по меньшей мере в двух смертях герой так или иначе винит себя. Пусть, может быть, только отчасти, но винит. Есть тут и три умственно отсталых ребёнка – даун, олигофрения и что-то ещё. Озаряет общую многофигурную композицию три или четыре пожара, в которых сгорают жилища, персонажи и роковые тайны.

Пару слов о главном герое, он же – рассказчик: Стален Игруев, талантливый провинциал, приезжающий в Москву ковать литературную карьеру, большой любитель подпустить в свой текст тот или иной афоризм то на английском, то на французском, то на немецком, а то и, прости господи, на латыни. Стален – имя, порождённое не симбиозом Сталина и Ленина, а синтезом имен родителей – Станислава и Елены. Не сказать, что ситуация с героем (провинциал, приезжающий покорять столицу) оригинальная, но автору определённо хорошо знакомая. Это чувствуется – подлинность ощущений не сымитировать. Подавляющее большинство женских персонажей – любовницы главного героя. И это неспроста: в рассуждениях о природе искусства Стален Игруев сообщает нам, что нет искусства без эротизма, желания обладать тем, той или вообще чем-то бездушным. Разумеется, полон эротизма и роман, рассказываемый Игруевым. А где эротизм – там телесность. А от телесности всего один шаг до раблезианства. Поэтому вполне ожидаемо героини могут здесь обмочиться, а сам герой – не удержать в кишке каловые массы. Что и происходит с ним в романе дважды – один раз поползло прямо по ляжкам, а в другой раз поблизости нашёлся куст. Правда, пока Стален сидел в кусте, у него увели рюкзак (кругом пустынная ночь), который он должен был по просьбе благодетельницы утопить в Москва-реке, ибо рюкзак содержал в себе какую-то жуткую тайну, о которой Стален осведомлён не был. Мы, читатели, до последней страницы ждём, что этот рюкзак вот-вот всплывёт на свет и тайна его раскроется, но – нет, жестокий повествователь оставляет нас терзаться мукой неразгаданности.