– А ну-ка, молодцы, – крикнул он чертям, – покажем дурачку, какие мы никто.
Он свистнул заливисто и протяжно, и как только свист оборвался на самой высшей точке, черти, сидевшие за столом, как один выпустили изо ртов языки пламени. От жара задымились волосы на голове падре, раздался треск, запахло паленым, словно опаливали на огне гуся. Не раздумывая схватил он кувшин с вином и вылил его содержимое на голову.
– Ха-ха-ха, – засмеялся Билар. – Ну как, по-твоему, существуем мы или нет?
– Нет! – закричал падре Бенито, отряхивая вино с сутаны. – Ни ты, ни слуги твои, ни весь этот дом! Дурное наваждение, фата-моргана!
– Давай, дружок, – мигнул хозяин ближайшему черту, – яви нашему гостю, что такое дурное наваждение.
Черт проворно выскочил из-за стола, встал подбоченясь перед падре, а потом хлопнул в ладоши, рухнул на пол и превратился в огромного паука. Его фиолетовое тело было размером с винный бочонок, серые суставчатые лапы, толщиной в ногу человеческую, покрывали отвратительного вида колючки, холодные зеленые глаза медленно вращались, оглядывая комнату, пока не уткнулись в падре Бенито. Паук хищно приоткрыл пасть, сверкнули острые, точно ножи, зубы.
Выбросив лапу, он ухватил падре за грудки и потянул к себе. Сказать, что падре Бенито испугался, значит не сказать ничего. Под коленями вдруг образовалась пустота, голова мелко затряслась, а горло сдавило, точно паук схватил его еще одной лапой. Двумя руками уцепился падре Бенито за край стола, а ногами уперся в пол, чем вызвал у чертей взрыв веселья.
– Гады! – захрипел падре. – Нету вас, никого нету. И тебя, паучина поганая, тоже нет.
Пытаясь спастись, он стал читать бенедикцию экзорцизма, изгнания злого духа.
Смех смолк, точно отрезанный, а паук растворился. На его месте возник смущенный черт.
– Ты это, – укоризненно произнес он, – полегче со святыми именами. Забыл заповедь евангельскую: не произносить имени Божьего попусту?
– Не тебе меня заповедям учить, бесовское создание! – закричал падре Бенито, потирая рукой грудь. Он уже понял, как бороться с чертями, и решил не давать им спуску. – Тоже мне, святой отец нашелся! Ты Псалмы у меня забрал, да только я их наизусть помню. Будешь мне голову морочить, сразу читать начну.
– А ты нас не пужай, мы пуганые! – заорал здоровенный рыжий бес, стоявший возле предводителя. Он сильно напоминал мельника Хулио, только Хулио орал еще громче и чуть что начинал топать ногами и браниться, как пьяный кастильский кабальеро.
Бес топнул ногой, крутнулся волчком и… не может быть… на его месте возникла не кто иная, как собственной персоной служанка Перфекта с половником в руках. Он понимал, что и это наваждение, но морок выглядел так правдиво и явственно, что падре не удержался и спросил:
– Перфекта, как ты здесь оказалась?
– Он еще спрашивает?! – зашлась от негодования служанка. – Сам шатается черт знает где, якшается бес знает с кем, а мне вопросы задает! У, глаза твои наглые, рожа паскудная, морда грязная! Наделил же меня леший священнослужителем!
Она размахнулась половником и так врезала падре по лбу, что у бедняги искры из глаз посыпались. От удара он тут же пришел в себя: так ругаться мог только черт, ведь за пятнадцать лет верной службы падре Бенито ни разу не слышал от Перфекты ничего похожего. Не медля ни секунды, он привел в исполнение свою угрозу.
– Счастлив человек, – четко выговаривая каждое слово, начал падре Бенито первый псалом Давида, – который по путям злодеев не ходил, и в совете нечестивых не сидел, и…
– Замолчи немедленно! – заорал рыжий бес. – Уши вянут от таких слов.
Падре Бенито потер рукой ушибленный лоб и закричал:
– Ты ничто, и все вы ничто, пустое место, туман над водой! Знайте же, что я стою перед вами не благодаря собственным силам, а с помощью святого отца настоятеля бенедиктинского монастыря в Монсеррате. Он отменил ваше бесовское собрание, и я не успокоюсь, пока сам не увижу, как вы испаритесь и исчезнете, пропадете и сгинете…
– Успокойтесь, падре Бенито, – перебил его хозяин. – Ладно, будет, все мы немножко погорячились, давайте обсудим дела наши важные как взрослые, солидные люди. Не подобает столь уважаемому человеку, как вы, орать, точно черт знает кто. Вот как мы поступим. – Бес говорил спокойно и рассудительно, и падре решил послушать, к чему тот клонит.
– Есть у меня книга заветная, – продолжил главный черт, – и в ней записаны имена всех праведных отцов настоятелей.
При слове «праведных» Билар скабрезно усмехнулся.
– А вместе с именами их проповеди, поучения, наставления, – тут черт многозначительно поднял вверх большой палец правой руки, – а также всякие глупости, которые они успели наговорить и наделать за свою жизнь. Человек – существо по сути своей греховное, иной святой отец в соборе молится, будто самый большой праведник, но, оставшись наедине со своими ручками шаловливыми в темной келье, такое может себе позволить, ой-ой-ой! Он думает, будто его никто не видит и не слышит, да не тут-то было, в книжечке моей все про всех взвешено, отмерено и записано! Работа наша такая, призвание, предназначение свыше!