Хождение в Кадис

Сантьяго не усмотрел в них ни малейших женских достоинств; если их мать была желчна, однако красива, девушек не красило даже очарование молодости. Их трудно было записать в дурнушки, но по сравнению с яркой женственностью Росенды они выглядели бесформенными деревяшками. Да, Сантьяго теперь знал, что могут скрывать покровы из ткани, и его глаз сам собой пытался определить линии тела под складками одежды.

Сантьяго представили почтенному дядюшке Кристобалю, отставному вояке, потерявшему три пальца левой руки в битвах с маврами. На его блестящем черепе осталось совсем немного жестких седых волос, зато над глазами нависали густые, в палец толщиной брови. Он прихрамывал на разрубленную ногу и часто вытирал платком лысину, сморщенную, точно осенний лист на дереве.

– Гранд де Мена, – повторил он после того, как Ленсио представил ему нового гостя. – Да, да, гранд де Мена… – дядюшка словно пытался что-то припомнить, но, потерпев неудачу, как видно, одну из многих, смиренно извлек из кармана большой платок и в очередной раз провел им по совершенно сухой лысине.

Помимо юношей, на ужин были приглашены уважаемые в городе персоны: алькальд, жена префекта, сам он не сумел почтить своим присутствием досточтимого дона Алэрико из-за бесчисленных служебных забот, и падре, настоятель главного собора Санта де ла Пенья. Почтенные особы здоровались с новым гостем весьма церемонно, но на их лицах читалось нетерпение поскорее перейти к более близкому знакомству. Еще бы, сонную тишину Санта де ла Пенья нечасто нарушали настоящие гранды, к тому же пережившие столь необычные приключения.

Алькальд, мужчина средних лет, однако сохранивший юношескую порывистость, принадлежал к числу людей, стремящихся во что бы то ни стало занять самую лучшую должность. Его самомнение не знало границ, и всякий раз, когда речь заходила о делах, связанных с капитанским мундиром, который он носил будто император корону, алькальд всем своим видом выражал недовольство тем, что до сих пор не назначен по меньшей мере командующим армией объединенных королевств Кастилии и Леона. Напустив на себя вид мудреца, он безапелляционно изрекал откровенные глупости, то и дело выражая желание быть переведенным в Вальядолид, где в ставке командующего мог бы оказать своими советами бесценные услуги армии.

Ни разу не побывав при дворе, алькальд пыжился выглядеть настоящим придворным, что, по его мнению, должно было выражаться в изысканности речи. Однако, не получив ни должного воспитания, ни соответствующего образования, он изъяснялся грубыми казарменными оборотами, манерно изломанными и покореженными. Кроме прочих недостатков алькальд обладал дурной привычкой поминутно поглаживать золотые пуговицы мундира.

«Неужели, – подумал Сантьяго, – этому пустому хвастуну, смешному самовлюбленному человеку, король и королева доверили защищать и хранить целый город?!»

Жена префекта, женщина миловидная, добродушно укладывающая три своих подбородка на высокий воротник, больше всего на свете любила поговорить о своих связях в столице. Поскольку ее саму эта тема занимала полностью и бесповоротно, она искренне верила, будто и окружающие мечтают посудачить о Вальядолиде.

Встав между Сантьяго и столом, жена префекта не переставая расспрашивала гостя о фасонах платьев, принятых в этом году при дворе королевы Изабеллы. При этом с улыбкой причастности и понимания она сыпала именами портних, у которых во время последнего визита заказывала себе мантилью или юбку со множеством оборок; фамильярно упоминала имена баронесс и графинь, давая понять, что состоит с ними на короткой ноге. Робкие попытки Сантьяго объяснить словоохотливой даме, что он никогда не бывал в столице и ничего не понимает в фасонах женских платьев, ни к чему не привели. Жена префекта продолжала стрекотать без умолку, правда, не без остроумия, по ходу рассказа давая смешные характеристики портнихам и придворным дамам.

Спас Сантьяго сеньор настоятель – толстый полнокровный человек, далеко не почтенного возраста, но уже с багровым лицом, испещренным синими прожилками. Ленсио подвел его к гостю, и жене префекта волей-неволей пришлось умолкнуть. Гораздо позже, когда юноши возвращались домой после ужина, Ленсио объяснил Сантьяго, что жена префекта была в столице всего один раз перед замужеством, поэтому новости о фасонах несколько залежалые, а близкие знакомства со светскими львицами относятся к разряду провинциальных россказней. За каждым представителем высшего круга Санта де ла Пенья числились те или иные странности, снисходительно ему прощаемые обществом.

– Какое впечатление произвел на уважаемого гранда де Мена наш городок? – спросил падре, прищуривая левый глаз, словно прицеливаясь в гостя из аркебузы.

– Я еще не успел составить своего мнения, – учтиво произнес Сантьяго, – но после безмолвных морских просторов Санта де ла Пенья кажется мне прекрасным.