– Да-да, – важно проговорил падре. – Красив наш городок. И не только красив, но и богат! Знаете ли вы, что самый лучший лук в объединенных королевствах выращивается в окрестностях Санта де ла Пенья? Поэтому у нас проживает пара десятков богатых семей, щедро жертвующих на храм.
– О-о! – в тон ему подхватил Ленсио. – Когда через ворота Вальядолида проходит обоз, везущий лук из Санта де ла Пенья, на рынках столицы начинается паника! Торговцы не понимают, откуда это на них свалилось, мечутся как угорелые, цены стремительно катятся вниз, в общем – паника.
– Да-да, – солидно произнес не уловивший издевки падре. – Правда, за последние годы наш край изрядно пострадал от засухи, но дайте срок… всего один урожайный сезон и о луке из Санта де ла Пенья снова заговорят по всей Испании!
От волнения его лицо раскраснелось еще больше, казалось, еще чуть-чуть, и падре выскочит из собственной шкуры. Покончив с луком, он перешел на религиозные темы и говорил бы до самой ночи, если б не раздался мелодичный звон колокольчика, означающий начало ужина.
Гости перешли в гостиную и расселись за длинным столом, уставленным разнообразной снедью. Дон Алэрико попросил наполнить бокалы и произнес длинную здравицу выпускникам Навигацкого училища. Сантьяго слушал высокопарные обороты хозяина с немалой долей смущения, зато Ленсио горделиво улыбался и левой рукой подкручивал усы. После того как все принялись за еду, дядюшка Кристобаль, хранивший до сих пор молчание, вдруг подал голос.
– Вспомнил, гранд! Вспомнил! Я служил с твоим отцом!
Он бросил в тарелку недоеденную куриную ножку, вытащил платок и тщательно обтер лысину. Взоры всех присутствующих устремились на него, и за столом воцарилась тишина.
– Да, лихой был рубака, – продолжил дядюшка Кристобаль, явно наслаждаясь вниманием общества. – И большой любитель выпить. Бывало, мы так набирались в таверне, что Мигель шагу не мог ступить! Приходилось просить какую-нибудь покладистую служанку приютить его до утра в своей каморке. Хе-хе-хе!
– Что вы такое говорите?! – багровея, вскричал падре. – Увольте нас от пикантных подробностей армейской жизни, почтенный дон Кристобаль. Вспомните – за столом присутствуют невинные девушки!
– Вы путаете, – решительно воспротивился Сантьяго. – Мой отец вообще не пьет и терпеть не может фехтование.
– Я путаю?! Ха-ха! Да знаешь ли ты, сколько бочонков вина я осушил вместе с твоим отцом? Когда мы брали Картамо…
– Вы ошибаетесь, мой отец никогда не принимал участия в штурме Картамо!
– Еще как принимал! Он-то первым и полез на крепостную стену, за что ему всадили меч под правое ребро! Нас было четверо друзей, Родриго Понсе Леон, маркиз Вильена, дон Алонсо Агиляр, твой отец и я, дон Кристобаль Кабра. Алонсо приставил лестницу, маркиз уже положил руку на перекладину, но тут Мигель отодвинул его плечом и птицей взлетел до самого верха! А потом…
– Уважаемый дон Кристобаль, – Сантьяго пытался говорить спокойно, но его голос все-таки немного дрожал от волнения. – Мой отец никогда, вы слышите, никогда не принимал участия в военных действиях, и на его теле нет ни одного шрама, тем более от столь серьезной раны, о которой вы изволили нам поведать. Я уверен, вы ошибаетесь!
– Ошибаюсь, перепутал… – обескураженно пробормотал дядюшка Кристобаль, извлекая только что упрятанный платок. – Ну, может, есть еще один гранд де Мена. Кто разберет эту знать, женятся на близких родственниках, чтоб земли не делить, носят одинаковые имена, – огорченно бормотал он, потирая платком лысину. Ему явно хотелось порассказать о былых днях, о боях и пожарищах, но резкая отповедь гранда изрядно его обескуражила.
– С тех пор как Иисус почтил меня должностью духовного наставника Санта де ла Пенья, – вступил в разговор падре, успевший расправиться с двумя кусками курицы и теперь жаждавший поспособствовать пищеварению с помощью разговора, – немало знатных особ посетило наш городок. К сожалению, должен отметить, что большинство заражены одной и той же болезнью нашего века – прискорбным вольнодумством. Где уважение к сединам, где почтение перед старшими?! Как может юноша ваших лет, тем более гранд, представитель благородной семьи, так разговаривать с пожилым человеком?!
Сантьяго хотел было ответить, но сидевший рядом Ленсио сжал его локоть и прошептал на ухо:
– Не обращай внимания! Падре оседлал любимого конька. Он кормит жвачкой своих нравоучений любого, кого сумеет зацепить.
Страсть к обличительным речам была одной из тех маленьких слабостей, которую представители высшего общества Санта де ла Пенья прощали своему падре. За воскресную проповедь он не выговаривался, увы, прихожане не могли столь долго сидеть в храме, сколько ему бы хотелось, поэтому жар обличения клокотал в нем, точно магма в огнедышащем вулкане. Горячая кровь ударяла в голову склонного к апоплексии священнослужителя, и он искал способ избавиться от снедающего его разум жара.