Хождение в Кадис

«Что же сейчас делать?! Давай не будем валить все в одну кучу и разделим проблемы. Почему отец помогает врагам Испании, я выясню до конца, когда вернусь. Да, разговор будет непростым, но без него не обойтись и его не обойти. Сейчас же вышло так, что цели мои и отца совпадают. Прежде всего нужно спасти Ферди, а потом уже разбираться, что, как и почему. Поэтому я буду делать вид, будто прибыл на пиратский корабль по указанию отца, и всеми силами помогать Барбароссе, хотя, скорее всего, он не нуждается в моей помощи. Если представится возможность, буду исподволь расспрашивать его о связях с отцом. Да, именно так! Освободить Ферди, разузнать про отца. А сейчас надо уснуть».

Он налил себе полный кубок мальвазии и залпом осушил. Затем снова наполнил кубок и снова выпил. Почувствовав, как мягко закружилась голова, он лег на кушетку, закрыл глаза и провалился в тяжелое забытье без сновидений.

Вахтенный в бочке на вершине мачты «Санта-Нинья» издалека заметил приближающееся судно и немедленно подал сигнал. Поначалу капитан не выказывал признаков беспокойства – под таким парусным вооружением мог идти самый обыкновенный купец из Кадиса или Лиссабона. Однако по мере приближения сомнения рассеялись, «Санта-Нинья» догонял военный корабль и цели его были далеко не мирными.

Сыграли тревогу, зарядили пушки и мушкеты, команда в полном составе заняла свои места согласно боевому расписанию. Капитан Каетано вел себя хладнокровно. Он скорее был рад предстоящему сражению, чем боялся его. Наступал час, ради которого существовала «Санта-Нинья», ради которого команду подвергали безжалостной и бесконечной муштре, ради которого он, капитан, получал солидное жалованье из королевской казны и рассчитывал в будущем получать не менее солидную пенсию.

Скорость преследователя значительно превосходила скорость «Санта-Нинья», к тому же капитан, не собираясь убегать от боя, приказал зарифить паруса и натянуть над палубой защитную сетку. Когда судно приблизилось на расстояние хорошей видимости, на бизань-мачте стал различим длинный красный вымпел Османской империи.

– Турки, черт их подери! – вскричал Марио, первый помощник капитана. – Откуда они взялись в наших водах?!

– Пушки правого борта к бою, – приказал капитан, и пятнадцать канониров прильнули к пятнадцати стволам, готовые в любое мгновение приложить раздутые фитили.

Однако турок прошел мимо правого борта далеко за пределами пушечного выстрела. Вид огромного желтого корабля с позолоченными краями открытых орудийных портов в высоких бортах произвел на команду «Санта-Нинья» сильнейшее впечатление.

– Откуда у турок такой корабль? – пробормотал капитан Каетано. – Это же типичная каракка нашего флота!

– Разрази меня гром, если это не пропавшая несколько лет назад «Энкорнада»! – вскричал Марио. – Мой товарищ ходил на ней, я пару раз бывал у него в гостях. Точно она!

Когда корма турка оказалась перед глазами моряков «Санта-Нинья», на грот-мачте заполоскался еще один флаг – черно-рыжий.

– Сам Барбаросса удостоил нас возможности надрать ему уши, – произнес капитан. – До сих пор он не отваживался соваться к военным кораблям испанского флота. Надо преподать ему хороший урок.

Турок оторвался далеко вперед, быстро и четко произвел поворот оверштаг и пошел на сближение с «Санта-Нинья», но уже с ее левого борта. Испанские офицеры с недоумением наблюдали за маневрами пиратского судна. Оба корабля были построены на одной и той же верфи и обладали похожими мореходными качествами. Высокобортные каракки, с множеством пушек малой дальнобойности, массивными башнями на носу и корме, они напоминали плавучие крепости, хорошо приспособленные к абордажному бою.

Прямая атака «Санта-Нинья» была чистым безумием, наглец вступал в единоборство с великолепно обученной командой, которая годами отрабатывала поведение в бою. Каждый солдат и офицер точно знал свое место, знал, что и как он должен делать в любом положении, экипаж напоминал отлаженный и хорошо смазанный механизм. Стоя на вершине кормовой надстройки, капитан Каетано с презрительной усмешкой разглядывал приближающийся корабль. Смысл его маневров ускользал от его понимания, но если бы Каетано мог о нем догадаться, усмешка мгновенно сползла бы с его лица, уступив место гримасе величайшей озабоченности.

Испанские каракки этого класса несли по пятнадцать пушек на каждом борту. Еще три составляли батарею кормы, и пять располагались на носовой надстройке. Барбаросса заменил испанские пушки, стреляющие тяжелыми ядрами на близкое расстояние, турецкими, бившими более легкими ядрами на сто брасов дальше. Вместо пятнадцати стволов с каждого борта у «Славы Аллаха» стало только десять, но зато сто брасов давали возможность громить испанские корабли, находясь за пределами досягаемости их орудий. Искусство состояло в том, чтобы правильно сблизиться с противником, ведь сто брасов на море сравнительно небольшое расстояние и точно удержать его совсем не просто.