Хождение в Похъёлу

Когда первые лучи солнца готовы были излиться на Таасан, юхти исчезли. Ненадолго отведший глаза от мёртвого суури Вёёниемин, вновь подняв их, уже не нашёл уродливых юхти ни на туше, ни возле неё. Нет, похоже, мир ещё не рухнул окончательно!

Охотник поднялся на ноги, прошёлся по лагерю, осмотрелся. Рожни, правда, уже без мяса, которое юхти успели сожрать, пока он готовился ко сну, он спалил ещё ночью. А вот мясо суури, что он развесил на дереве, осталось невредимым, к немалому его удовольствию. Сняв его, он оживил один из начавших затухать костров, и, насадив мясо на вновь выструганные колья, расставленные в жару огня, отправился на болото, чтобы восполнить утраченный запас. У туши он не задержался. Отрезав несколько ломтей мяса и всё время поглядывая на вмятины оставленных юхти следов, отправился обратно. Дождавшись, пока ранее поставленное к огню мясо хоть немного провялится, он снял его и насадил новые ломти. Едва они покрылись тонкой корочкой, Вёёниемин поспешил снять их и начал готовиться в дорогу. Было бы хорошо задержаться здесь подольше, нажарить ещё немного мяса, отдохнуть, но он не был уверен, что ему удастся выжить и во вторую ночь. Следовало уходить. Тем более, скоро на запах крови сюда стянутся и дневные хищники-медведи и пещерные львы.

Он испытывал чувство неподдельного страха. Пожалуй, столь сильного страха он не испытывал ещё ни разу в жизни. Ему и раньше доводилось встречать юхти, но те встречи были мимолётны. Нечисть он либо слышал, либо видел издали неясные миражи во тьме. Теперь же он столкнулся с юхти лицом к лицу. Он считал, что только чудо избавило его сегодня от смерти. Близость более лёгкой поживы — туши суури — подвигла юхти отступить. Кабы не это, не видать ему сегодняшнего утра.

Кроме того, оставался не разрешимым вопрос: почему юхти спокойно разгуливали возле куваса и едва не проникли внутрь? Почему хёнки не смог его защитить? Или место такое? Может, это от того, что он забрёл ненароком в их логово, куда добрые силы не могут пробиться через магические препоны. Или он просто достиг границы, за которой силы, способные оберегать человека, попросту не действуют? Это случилось впервые с тех пор, как он покинул родовое становище. Не повторится ли это и впредь? В голову начали лезть мысли о Стране мёртвых — чертогах Туннело, где мёртвые тела непрестанно движутся в стылых водах, затянутые водоворотом на самое дно. Бледные, с отстающей кожей мертвецы.

К полудню он оставил взъём каменистого мыса и на всякий случай, стороной обойдя мёртвого суури, направился через болото. Он шёл по широкой дуге, забирая влево, где должна была находиться путеводная река. Правда, вскоре он вынужден был изменить направление, так как завидел впереди огромную лыву блестящей на солнце воды. Видимо, река в этом месте впадала в озеро, соединяясь с болотом, по которому он передвигался. Действительно, воды становилось больше, а вот твердой опоры для ног — меньше. Вёёниемин подался правее, а вскоре вынужден был и вовсе повернуть на восток, обходя длинный язык озера.

Он подходил к одному из многочисленных островков — груде замшелых округлых валунов с ютившимися на них несколькими кривенькими сосёнками, когда далеко позади раздался грозный звериный рык. Передёрнув плечами от пробежавших по лопаткам мурашек, охотник с облегчением подумал, что он правильно поступил, не став задерживаться на месте ночёвки. Он безошибочно определил, что к туше малого суури пожаловал пещерный лев.

Весь день его донимали страхи и недобрые предчувствия. В тенях среди растущих на островах деревьев ему мерещились горящие мертвенным блеском глаза юхти, в завываниях ветра слышался их безумный хохот. Но самым страшным было осознание того, что впереди его ждёт ночь. И это неминуемо. Душу охватывал леденящий ужас от мысли, что ночью может повториться то же, что произошло накануне. И даже, если и на этот раз ему удастся отогнать нечисть, кто поручится, что это удастся ему потом? Рано или поздно, если хёнки будет всё так же немощен, юхти добьются своего. Разве может человек, не ноий, а простой охотник, отбить натиск ночных тварей?

А вокруг ширилась, не думая отступать, зыбкая водяная хлябь. Ноги чавкали в чёрной жиже, проваливались меж взлохмаченных кочек, разгоняли пузырящуюся зелёную тину. На ветру покачивался и шелестел заскорузлыми листьями прошлогодний рогоз, помахивая тяжёлыми, сыплющими пухом маковками. Тревожный клёкот коршуна долетал из-под курчавых облаков.