Впрочем, в лес сходить ему все-таки пришлось, чтобы наломать и нарубить жерди для куваса. Когда хижина была готова, Вёёниемин подошёл к остатку древесного ствола, наискось торчащего из россыпи валунов позади раздвоенной сосны, и обошёл его со всех сторон. Руки чесались вырезать на нём намо, он даже потянулся к рукояти каменного топоpa, заткнутого за пояс. Однако внезапно пришедшее озарение заставило его изменить решение. Этот пень — в полтора человеческих роста — больше подходил для того, чтобы из него сделать куванпыл, а не царапать на нем лик хёнки. Пускай брат займётся этим куском дерева — подвёл он черту и вернулся к сосне. Не торопясь, нанёс на очищенный от коры луб намо и уселся в тени, лениво озирая окрестности.
Подобное тому, что произошло ночью возле туши суури, более не случилось. Хотя юхти всегда были рядом, они, тем не менее, не делали попыток напасть на него. Хёнки снова внушал им положенный трепет. Все последующие ночи прошли спокойно, хотя в первые две страх и ожидание беды не давали ему как следует уснуть. Он всё ждал повторного нападения, но оно так и не произошло. Через две ночи усталость взяла своё, и он заснул мертвецким сном и проспал до света, пока его не разбудил пробравшийся в хижину бурундук. Зверёк начал копаться у него под ухом, и Вёёниемин открыл глаза. С той ночи он спал спокойно, вновь уверовав в силу охранителя.
Он глядел вдаль, озирая пройденный путь. Таасан раскинулась здесь во всю ширь. На юг, восток и запад тянулась однообразная травянистая равнина с белыми пятнами сверкающих озёр, да тёмным ворсом крохотных островков елового скудолесья. Горы, всегда стоящие на восточной половине видимого пространства, теперь скрылись из виду. Уж несколько дней минуло с тех пор, как синие хребты скрылись за изломом земли. И именно тогда, как сразу почувствовал Вёёниемин, оборвалась последняя его связь с Вёёни и всем привычным миром. В сердце что-то оборвалось (должно быть, та нить, что притягивала его к родине) и больше уже не поправилось. И потом, даже спустя время, он по-прежнему ощущал некий вполне осязаемый заусенец глубоко в груди — словно камешек или бугорок, никак не дающий покоя.
А день всё набирал и набирал неукротимую, бьющую солнечными струями силу. Радостный игривый ветер пошумливал высоко в кронах, птичий свист и щебет густо заполняли настоянный на ароматах цветов и сочной молодой зелени воздух, в блеклой тени роились мириады безобидных, только что народившихся мошек, пищали мыши, свистели суслики и копошились в палой хвое полосатые бурундуки. И душа трепетала от окутывающей землю суеты и льющегося с прозрачного неба тепла, и всё естество подвигалось навстречу этому теплу и неспокойствию жизни, навстречу новой весне…
IV. Юхти атакуют
Лес дышал свежестью. Под ногами хрустел прихваченный морозцем палый почерневший лист. Сквозь поределые деревья сверху бил белёсый солнечный свет. Тонкий ледок на лужицах играл огневыми бликами. В отдалении неумолчно стрекотали кедровки.
Алмори и Атхо споро шагали, забирая вправо, куда их уводила тропа. Река Ёллуюн[25]
осталась поодаль, но это не слишком волновало братьев: тропа, минуя и срезая излучины и петли реки, всё равно вела нужном направлении. День ото дня они всё так же продвигались навстречу Стране Мрака и, похоже, пути этому сквозь дикие неприютные леса и болота не будет конца. Вёёниемин, прошедший здесь ещё летом, упорно вёл их всё дальше и дальше. Равнина, что простиралась к востоку, его словно бы и не привлекала, хотя где искать суури, кроме как на поросших разнотравьем лугах? Впрочем ходил, смотрел, искал, да видно не нашёл суури, раз продолжал движение на полночь. В конце концов, Вёёниемину виднее — ведь это он прокладывает новый путь для народа, ему и решать.Сегодня ночью к ним опять прорывались огнеглазые юхти. Явились посреди ночи и начали грызться между собой из-за костей добытого Атхо оленя. Пробудившиеся охотники метали в разгулявшуюся нечисть стрелы и даже вроде бы попали, но выгнать юхти до наступления утра у них не получалось. Только рассвет прогнал визгливых, хохочущих существ со стоянки. Горбатые, с россыпью мелких подпалин на боках, они удалились в предутренних сумерках.