Хождение в Похъёлу

Атхо с упоением вдыхал влажный воздух и вновь закрывал глаза: израненному телу требовался покой. Несколько неглубоких укусов в разные части тела и ссадины от когтей уже не беспокоили, а вот изодранная кожа на голове да крепко схваченная юхти левая рука болели изрядно. Поутру пришлось даже гной выдавливать из раненого предплечья — едва сдержался, чтобы не закричать, а из глаз брызнули слёза. Брату, похоже, досталось и того шибче. Рваная рана на боку выглядела страшно: лишённая кожи трепещущая плоть и проглядывающее ребро. Ещё он получил глубокий укус у основания шеи, обильно хлынувшую кровь из которого Атхо насилу сумел остановить, залепив пульсирующие дыры клейкой пастой из жира и трав, что он носил с собой как раз для таких случаев. Весь прошлый день его била крупная дрожь. Временами, впадая в забытье, он сдавленно стонал, и Атхо, сам едва живой, приподымал голову и с тревогой вглядывался в облитое испариной лицо брата.

Ныне Атхо проснулся на рассвете и сразу почувствовал себя лучше. Настолько, что, несмотря на тяжесть в руках и ногах, сумел подняться и добраться до ложа Алмори. С некоторым затаённым содроганием он склонился над братом и с облегчением понял, что тот безмятежно спит. Дыхание Алмори было ровным. Атхо нащупал его руку — кожа была прохладной, жар отступил. И тогда Атхо почувствовал глубокое облегчение, душу будто бы освежил ветер. Значит, им с братом ещё не приспело время покидать этот мир, значит, всё — их поход, их труд, битва с юхти — всё это было не напрасно, не просто так. Силы начали возвращаться к ним обоим, нечистая сила изошла из ран. Теперь нужно только время, чтобы они могли хотя бы идти, не отставая от суури. Ещё день-другой.

Но станут ли ждать суури?

Он наблюдал, как медленно просыпаются большие звери. Сначала зашевелился детёныш. Заворочался, затоптался на месте, вытянул хобот и провёл его кончиком по тёмно-бурому боку ближней самки. От этого движения снег, скопившийся на его спине, рассыпался белой взвесью. Зашевелилась самка; с неё на землю с лёгким шелестом съехал целый сугроб. За стеной укрытого пышным покровом леса задвигалось, завздыхало пробудившееся стадо. Оттуда доносилось нетерпеливое хрюканье проголодавшихся малышей суури и тяжёлое сопение самок. Передние суури встрепенулись, тронулись дружно, пошли, пробивая мелкий подрост, к стаду. Их массивные тела ритмично заколыхались в такт грузному шагу. Детёныш с недовольным хныканьем засеменил следом.

Когда волна осыпающегося снега скрыла их из виду, Атхо неловко перевалился через бок и неуклюже полез в низкий лаз. Пришло время озаботиться насущной нуждой в пище и огне.

Костёр запалил быстро: руки, привычные к тому, споро справились с лучком и огненными палками. Затем, передвигаясь на четвереньках, он отыскал сумы и вывалил на стылый пол остатки съестного. Обломав от хвои выдернутую из стены ветку, насадил на неё куски вяленого мяса и подсел к пожирающему валежник, собранный ещё в ночь боя, огню. Сунул прут с мясом в оранжевые языки пламени, с наслаждением втягивая в себя аромат. Ввалившееся брюхо отозвалось протяжным урчанием. Горячее, прямо с огня, жадно кусал он твёрдое жилистое мясо и блаженно улыбался. Затем растопил снега в бурдюке и с наслаждением пил ледяную воду, не дав ей согреться. Напоил брата, с закрытыми глазами прильнувшего к бурдюку. После завалился спать.

Под вечер, когда проснувшийся Атхо тяжело вывалился наружу и глубоко задышал застоялым морозным воздухом, вернулись суури, целый день проведшие на широкой пустоши. Охотник приветственно поднял руку: всё ж таки не ушли! Он растёр снегом заспанное лицо и прислушался к шорохам, донёсшимся из куваса. Алмори, дотоле стонавший во сне, похоже, начал пробуждаться.

Спешно вернувшись в хижину, Атхо застал брата сидящим на ложе осоловело таращившимся по сторонам. Атхо подумал было, что Алмори поднялся в горячечном полусне, но услышал вдруг сиплый голос брата:

— Живо… Воды подай…

Уж три дня кряду прожили они под защитой стада суури. И ни разу юхти не показались в окрестностях.

Братья окрепли, начали выходить из куваса, и Атхо удалось даже подстрелить из лука несколько рябчиков и куропаток. Хорошая еда и покой способствовали тому, что охотники быстро шли на поправку, раны затягивались, восстанавливались силы. Но вместе с тем возрастала и тревога: братья понимали, что только благодаря защите суури они находятся в безопасности. А ну как сегодня-завтра суури тронутся с места? Что тогда?

А тогда вернутся юхти.

Алмори и Атхо в беседах друг с другом осторожно размышляли о своём будущем, понимая, что подъём стада исполинов послужит и им сигналом к немедленному выступлению. Но смогут ли они? Слабость от ран была ещё весьма и весьма ощутима. Оставалось уповать на духов-покровителей. Алмори и по истечении трёх дней всё ещё ходил согнувшись: рана на боку затягивалась медленно и причиняла тяжкие страдания.

Утро четвёртого дня повергло охотников в неимоверный ужас.