Хожение за три моря Афанасия Никитина (другой перевод и текстологическая обработка)

Милостию божией прошел я три моря. [Остальное бог знает, бог покровитель ведает]. Аминь! [Во имя господа милостивого, милосердного. Господь велик, боже благий, господи благий. Иисус дух божий, мир тебе. Бог велик. Нет бога, кроме господа. Господь промыслитель. Хвала господу, благодарение богу всепобеждающему. Во имя бога милостивого, милосердного. Он бог, кроме которого нет бога, знающий все тайное и явное. Он милостивый, милосердный. Он не имеет себе подобных. Нет бога кроме господа. Он царь, святость, мир, хранитель, оценивающий добро и зло, всемогущий, исцеляющий, возвеличивающий, творец, создатель, изобразитель, он разрешитель грехов, каратель, разрешающий все затруднения, питающий, победоносный, всесведущий, карающий, исправляющий, сохраняющий, возвышающий, прощающий, низвергающий, все- слышащий, всевидящий, правый, справедливый, благий] , ²³⁷

ПРИЛОЖЕНИЯ

Я. С. Лурье

РУССКИЙ «ЧУЖЕЗЕМЕЦ» В ИНДИИ XV ВЕКА

Судьба «Хожения за три моря» Афанасия Никитина в русской исторической и литературоведческой науке своеобразна.

«Хожепие» стало известно ученым сравнительно рано: уже в 1817 г. Н. М. Карамзин писал о нем в т. VI «Истории государства Российского», а в.1821 году П. М. Строев издал «Хожение» в составе «Софийского временника» (Софийской II летописи; в одном из томов ПСРЛ «Хожение» было опубликовано в 1853 г.). ¹В 1855 г. С. М. Соловьев поместил ін ре- сказ «Хожения» в т. V «Истории России», а в 1856 г. вышло в свет первое специальное исследование памятника, принадлежавшее И. И. Срезневскому.

Но характеристика Афанасия Никитина как путешественника и писателя с самого начала вызывала у ученых некоторые затруднения. Что представляли собой записки этого путешественника? Они читались в со- е^аве одной из летописей (Софийской II — Львовской), а также в сборнике Троицкого монастыря, содержавшем другую (Ермолинскую) летопись, но явно не имели летописного характера и совсем не походили на обычную летописную повесть. Каково было значение поездки Никитина? Она была крайне необычна для русского купца XV в., но ни о какой специальной цели, стоявшей перед ним, Афанасий Никитин не говорил, какого-либо продолжения его миссия не имела. Путешествие Никитина «за три моря» казалось первым исследователям, писавшим о нем, событием занимательным и заслуживающим быть отмеченным, но записки его представлялись им своеобразным раритетом, никак не связанным с основными событиями русской истории в государствование Ивана III.

«Досоле Географы не знали, что честь одного из древнейших, описанных Европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова

¹Софийский временник или Русская летопись с 862 по 1534 г. Издал Павел Строев. Ч. II, с 1425 по 1534 г. М., 1821, с. 145—164. «Хожение за три моря» читалось и в составе Львовской летописи, но в ее издании 1792 года издатель (Н. Л. — Н. Львов) опустил текст «Хожения». При переиздании Софийской II летописи в ПСРЛ «Хожение» также было пропущено в тексте, а в приложении дано по внелетописному Троицкому списку, с разночтениями по Софийской II, и списку Ундольского XVII в. (ПСРЛ, т. VI. СПб., 1853, с. 330—358).

века» — писал Н. М. Карамзин в самом конце своего рассказа о времени Ивана III. «Некто Афанасий Никитин, Тверской житель, около 1470 года был но делам купеческим в Декане и Королевстве Голькондском. Мы имеем его записки, которые хотя и не показывают духа наблюдательного, ни ученых сведений, однако же любопытны. ..» Отметив, что путешествие Никитина «едва ли доставило ему что-нибудь, кроме удовольствия описать оное», Карамзин заключал: «Может быть Иоанн и не сведал о любопытном сем странствии: по крайней мере оно доказывает, что Россия в XV веке имела своих Тавернье и Шарденей, менее просвещенных, но равно смелых и предприимчивых, что Индейцы слышали о ней прежде _гнежели о Португалии, Голландии, Англии. В то время, как Васко де Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш Тверитянин уже купечествовал на берегу Малабара и беседовал с жителями о Догматах их Веры». ²

Примерно такое же место отводил Афанасию Никитину и С. М. Соловьев. Он тоже упомянул о путешествии Никитина в самом конце части, посвященной Ивану III, но обошелся без всякой оценки этого путешествия и записок Никитина, ограничившись их пересказом (как обычно у С. М. Соловьева — с выбором наиболее характерных мест и превосходной передачей всего духа оригинала). ³

Если Карамзин и Соловьев не находили определенного места Никитину в русской истории XV века, то А. Н. Пыпин отмечал своеобразный и уединенный характер «Хожения» в истории русской литературы: «Но сколько бы мы ни ценили его, произведение Афанасия Никитина, его историко-литературное значение остается темным и анекдотическим: оно было делом только его личной предприимчивости, и как оно не было вызвано в нашей письменности ничем предшествующим, так и потом не оставило следа». ⁴