Хожение за три моря Афанасия Никитина (другой перевод и текстологическая обработка)

Решение этой проблемы, предложенное Никитиным, имело отнюдь не только практически-деловой, но и серьезный философский смысл: недаром оно получило отражение в заключительной части его «Хожения», написанной позже основной части — уже тогда, когда Никитин решился отправиться на Русь. ⁴⁵Но вопрос о «правой вере» все еще продолжал занимать его мысли. Уже в средние века в Средиземноморье появился популярный «бродячий сюжет», использованный в XIV в. Боккаччо в «Декамероне». Султан Саладин, египетский султан и полководец XII в., отвоевавший Иерусалим у крестоносцев, спросил жившего под его властью еврея Мелхиседека, какую веру тот почитает истинной — иудейскую, мусульманскую или христианскую? Мелхиседек был человек мудрый и понял, что Саладин поставил ему ловушку: если он не отречется от своей веры, то будет обвинен в хуле на ислам. Он ответил султану притчей — о добром отце, который, не желая обидеть ни одного из трех любимых сыновей, оставил им в наследство не один перстень, дающий права на первенство в семье, а три одинаковых перстня: «То же самое, государь мой, да будет мне позволено сказать и о трех законах, которые бог-отец дал трем народам...: каждый народ почитает себя наследником, обладателем и исполнителем истинного закона, открывающего перед ним путь правый, но кто из них им владеет — этот вогірос, подобно вопросу о трех перстнях, остается открытым». ⁴⁶Афанасий Никитин не читал Боккаччо,

⁴⁵См. выше, в настоящей статье, прим. 27.

⁴⁶Боккаччо ДОкованни. Декамерон, день 1-й, новелла 3. М., 1970 (Библиотека всемирной литературы), с. 66. Ср.: Thompson Stith. Motif—Index of the Folk Literature, vol. I—V. Copenhagen, 1955—1957, J 462.3.1, J 462.1.1; Rotunda Д P. Motiv—Index of the Italian novella in prose. Bloomington, 1942; J 462.3.1, J 462.3.1.1, J 462.3.1.2. Идеи равенства народов и вер в России XV—XVI вв. были впервые сопоставлены с итальянской гуманистической литературой (начиная с «Novelliпо» конца XIII в.) А. И. Клибановым: Клибанов А. И. У истоков русской гуманисти-

как не читал он, вероятнее всего, предисловия Ибн-ал-Мукаффы к «Калил е и Димне», где также содержалось рассуждение о невозможности установления того, какая вера истинная. ⁴⁷Но рассуждения такого рода постоянно возникали в среде метэков, — в частности, среди «гарипов», живших под мусульманской властью. Почву для них давало и само мусульманство, возникшее как третья монотеистическая религия и воспринявшее значительную часть учений двух предшествующих. В Коране отдавалось должное и Ветхому, и Новому Завету, признавался авторитет ветхозаветных пророков и Иисуса, сына Марии, и говорилось, что «Мессия, Иса, сын Мариам» — «слово» Аллаха и «дух его», что Аллах подкрепил его «духом святым». Поэтому и мусульманская молитва со словами «Иса рух оало» (Иисус дух божий), которой заканчивается «Хо- жение за три моря» (Л,л. 458 об.), не казалась Никитину недопустимой для христианина. Поэтому он вполне искренне выражал свои убеждения, когда заявлял в уже процитированном нами тексте: «А правую веру бог ведает. А правая вера — бога единаго знати, и имя его призывать во всяком месте чисте чисто» (Л,л. 456). ⁴⁸Русский «гарип» приходил, таким образом, к своеобразному синкретическому монотеизму, признавая критерием «правой веры» только единобожие и моральную чистоту.

Но решение это не могло быть принято ни одной из двух «вер», между которыми приходилось выбирать Никитину. Ислам чтил библейских пророков и Иисуса (не признавая его все же Богом-Сыном), однако последнимпророком он считал все же Магомета, и истиной в последней инстанции — магометанство. Такой же истиной в последней инстанции почитало себя и православие — и вовсе не всякий человек, признающий единого бога и соблюдавший моральную чистоту, признавался носителем «правой веры». Напротив, все не-православные и уже во всяком случае все нехристиане именовались «погаными», т. е. язычниками.

Компромиссное решение, найденное Никитиным, не освобождало его от положения «гарипа» в «Гундустане», не сулило оно ему ничего хорошего и на родине. Мировоззрение автора «Хожения за три моря» и вообще оказывалось весьма далеким от той системы воззрений, которая становилась господствующей в объединенном московскими великими князьями Русском государстве. О неортодоксальности воззрений Афанасия Никитина свидетельствует и одно из наиболее известных мест «Хожения»,— то, где высказывается его любовь к Русской земле. Сравнивая между собой разные области — Севастию (греческое поселение в Малой Азии), Гурзыньскую (Грузию), Турскую, Волосскую (Молдавскую), Подольскую (украинская область Польско-Литовского государства) земли. Никитин записал далее «А Русь...» и перешел на тюркско-персидский язык: «... Бог да сохранит! Боже, храни ее! На этом свете нет страны,

ческой мысли (Исторические традиции идеи равенства народов и вер). Статья вторая. — Вестник истории мировой культуры, вып. 2, март—апрель 1958, с. 45—46.