Хозяева джиннов

– А! – воскликнул суперинтендант. – Любопытно, что вы это сказали. – Он потянулся в ящик стола и достал собственный лист бумаги. – По стечению обстоятельств как раз этим утром я читал межведомственный меморандум, посвященный общественной безопасности. Несколько месяцев назад его прислали из центрального правительства, он подписан министром внутренних дел. В нем указывается, что любая угроза общественному благу, проистекающая из мистических или противоестественных происшествий, попадает под юрисдикцию вашего агентства.

Хамид принял бумагу у чиновника, стараясь не выдернуть ее из рук. По стечению обстоятельств, да? Будто кому-то делать было нечего – читать межведомственный меморандум месячной давности. Беглое сканирование пробудило смутные воспоминания о том, как министерство лоббировало более широкие полномочия в отношении общественных учреждений. Он швырнул бумагу Онси, который принялся ее читать, что-то бормоча под нос.

– Я считаю, поскольку дух в трамвае теперь официально под юрисдикцией вашего агентства, – мягко сообщил Башир, – все затраты, связанные с его восстановлением до менее катастрофического состояния, должны обеспечиваться вашими средствами. – Он сделал паузу в притворной неуверенности. – То есть, разумеется, если я все правильно понимаю.

– Думаю, что правильно, суперинтендант, – ответил Онси, заканчивая чтение.

Хамид бросил на юношу сердитый взгляд, но это было бесполезно. Он и сам уже смирился. Кто-то в министерстве не заметил возможной лазейки. И еще, им точно не довелось сталкиваться с такими, как суперинтендант Башир. Лицо чиновника расплылось в покаянной улыбке, которая никого не обманывала. Затем он потянулся к бронзовому блюду и подтолкнул его вперед.

– Еще сладкого суджуха, агент Хамид?

* * *

Хамид тяжело шагал по первому этажу Рамзесской станции, в его голове сплелись в клубок негодование и унижение. За спиной семенил Онси, пытаясь не отставать, пробираясь сквозь полуденную толпу. Их окружал роскошный транспортный узел Каира – строение из стекла и стали, созданное в новом неофараонском стиле. Позолоченные колоннады изгибались связками папируса, что выстраивались по дорогому залу и расширялись на вершинах в цветущие лотосы, чьи широкие металлические лепестки изменялись и принимали новые формы каждое мгновение. Ряды колонн поддерживали вращающийся потолок, выстланный голубой плиткой, которая шла зыбью, словно вода. И завершалась эта композиция колышущимся бронзовым тростником, чьи движения были синхронизированы с механической точностью.

– Я полагаю, – пропыхтел Онси, заходя сбоку, – мы можем утешиться тем, что ты разработал план по решению проблемы.

Хамид остановился и повернулся к нему.

– Наша проблема не в решении этой проблемы, – рявкнул он. – А в ее оплате. – Он почти сразу пожалел о своем тоне. Все это не было ошибкой юноши. Что за прекрасный способ выучить нового следователя, только повышенного из кадетов. – Я имею в виду, – начал Хамид снова, смягчая голос, – стоимость этого плана сожрет практически весь наш оперативный бюджет.

Онси задумался, поправил съехавшие по носу картошкой очки.

– Может, мы справимся с тем, что останется, пока наши средства не восполнят?

– Этого придется ждать месяцы, – пробормотал Хамид. – Министерство просто усадит нас за бумажную работу, чтобы мы прекратили увеличивать расходы.

– О, это ужасно, – сказал Онси.

И еще как. Никто не любил бумажную работу. Часто и без того казалось, что из нее состоит половина их труда. Кто устраивался в министерство ради восторга заполнения бесконечных отчетов – в трех экземплярах, не меньше? «Но, опять же, – уныло подумал он, – также никто не ожидал, что придется днями торговаться с государственными бюрократами по поводу трамвая с духом».

– Нам просто нужно найти другой способ, – заключил Хамид, смирившись с этой перспективой. Не успел он добавить что-нибудь еще, как воздух разорвал крик – пронзительный голос, совершенно точно не похожий на певучую декламацию муэдзина. Несколько прохожих остановились на звук в смятении и замешательстве.

– Мне кажется, он доносится оттуда, – подсказал Онси.

Он уже начал двигаться в сторону сутолоки, и Хамид последовал за ним. Они приближались к центру этажа, к возвышающейся статуе фараона, имя которого носила станция. Колоссальное изваяние стояло с руками по швам, выдвинутой вперед правой ногой и высеченными каменными глазами, устремившими взгляд в вечность. Когда они подошли вплотную, источник крика стал явственно виден.

У основания статуи находилась группа женщин, около тридцати человек. Многие носили платья, пошитые в современных каирском или парижском стилях, в то время как остальные были в более привычных свободных себлехах[121]. Несколько носили вуали. По меньшей мере две из них были джиннами – и тоже женщинами. Почти все держали плакаты и таблички, слушая одну из участниц собрания, стоявшую на складной лестнице и энергично вещавшую.