Хозяева Острога

— Наоборот! Хочу войти к тебе в доверие. Уж если Бадюг Верёвка объявил себя твоим пророком, то чем я хуже?

— Так и быть! Произвожу в пророки и тебя, — Темняк отвесил ему звонкий щелчок по лбу.

Тыр стойко стерпел эту вольность и продолжал уже совсем другим тоном, без ехидства:

— Шутки в сторону. У меня есть к тебе предложение. И весьма серьёзное.

— Если есть, так излагай.

— Ты этот пожар раздул, тебе его и тушить. А иначе все наши попытки оградить острожан от беспредельшиков закончатся крахом. В беспределыциков превратятся все поголовно. В той или иной форме, конечно.

— А яснее нельзя? Без лишних предисловий.

— Тебе придётся предстать перед народом. Самолично. Но не для того, чтобы отречься. Нет-нет! Это уже поздно. А для того, чтобы как-то смирить страсти.

— Как, скажи на милость?

— В этих делах я тебе не советчик. Тот, кто умеет варить кисель, хлебать его тем более умеет, — встретив угрожающий взгляд Темняка, Тыр поспешно добавил: — Честное слово, для меня такие проблемы в новость. Случай для Острога, откровенно говоря, редчайший.

— Ладно, по…— начал было Темняк.

— Думать уже поздно! — немедленно прервал его Тыр. — Ситуация зашла слишком далеко.

— Я хотел сказать: ладно, попробую! — повысил голос Темняк. — Не надо меня перебивать! Учти, потомки тебе этого не простят. Уж если народ нарёк меня Опорой, ты мне должен в рот смотреть.

— Не очень-то привлекательное зрелище, — фыркнул Тыр.

— А когда лучше всего отправляться? — уж если Темняк вот так запросто решился на это канительное и небезопасное дело, значит, заранее держал что-то похожее в мыслях.

— Лучше всего — прямо сейчас, — ответил Тыр. — У нас всё готово.

— Ты сам-то как? Со мной пойдешь или здесь останешься?

— Я бы пошёл… — замялся Тыр. — Но сам понимаешь, что такие люди, как Свист, не должны видеть нас вместе.

— На какой срок мне рассчитывать? Одного дня хватит?

— Это будет зависеть от тебя. Но одного дня в любом случае недостаточно. Тебе ведь ещё придётся наведаться на Бойло.

— Уж если я и взаправду слыву Опорой, то зря красоваться на людях мне не резон. Сказал веское слово — и поминай как звали. До встречи в следующем пришествии.

— Вам, богоравным, виднее, — Тыр напоследок подпустил шпильку.

Они осторожно пробирались сквозь огромный, активно действующий механизм — два мышонка, забравшихся внутрь башенных часов — и Темняк всё больше склонялся к мысли, что в одиночку он этим путём никогда не пройдет.

Глазу просто не за что было здесь зацепиться. Циклопические детали, заполнявшие всё вокруг, исполняли какой-то неторопливый, но совершенно не подвластный логике и ритму танец, то меняясь местами, то переворачиваясь вверх тормашками, то вообще переходя в другую плоскость. При этом они могли раскаляться до малинового свечения или окутываться электрическими разрядами.

Здесь было гораздо хуже, чем между трубой с “пыжами” и стеной с клапанами. Всё вращалось, ходило ходуном, складывалось пополам, тряслось, опрокидывалось, соединялось, разъединялось, исчезало и вновь появлялось, но уже совсем с другой стороны. Через равные промежутки времени где-то вверху вспыхивал свет, похожий на отблески извергающегося вулкана, и после этого появлялись шаровые молнии, рыскавшие повсюду, словно голодные лисы. Лёд от пламени и анод от катода здесь отделяли считаные шаги.

Однажды, когда они лежали, вжавшись в холодную металлическую плиту, а над ними, утюжа спины, проплывала другая точно такая же плита, Темняк обратился к Тыру:

— Послушай, — сказал он, — как вам удаётся так свободно ориентироваться во всей этой нечеловеческой машинерии? Бепределыцики, например, даже со своими единомышленниками, оставшимися внизу, общаться не могут.

— Мы начали заниматься своим делом намного раньше этих беспределыциков, — промолвил Тыр с нажимом на предпоследнее слово.

— Этих? — переспросил Темняк. — Хочешь сказать, что раньше были и другие?

— Были, — Тыр поморщился, как от зубной боли. — Это как зараза. Цепляется ко всем подряд и почти не поддаётся лечению. Стоит только покончить с одними беспределыциками, как сразу заводятся новые.

— Тяга к переменам в общем-то свойственна человеческой природе, — заметил Темняк, косясь на подбирающуюся к нему шаровую молнию. — Люди почему-то не приемлют закрытых пространств. Поэтому тюрьма и считается таким серьёзным наказанием.

— По-твоему, Острог — тюрьма?

— Для меня — да.

— Ты человек случайный. А наши предки жили здесь ещё десять поколений назад. Причем, неплохо жили. И тюрьма становится родным домом, если это единственное место, где можно спокойно растить детей и безбедно коротать старость.

— Вот только дети вырастают дремучими невеждами, а долгая старость невыразимо скучна. Не прячьтесь в норах, пустите в свой дом свежий воздух внешнего мира.

— Уж лучше мы по твоему совету выпустим во внешний мир всех недовольных. Так будет проще.

Плита, увлекая за собой шаровую молнию, плавно унеслась куда-то вдаль. Тыр вскочил и резво бросился в проход между двумя медленно сходящимися зубчатыми полосами (каждый зуб был величиной с бабушкин комод). Темняк еле поспевал за ним.