Хозяева Острога

— Зачем мне это объяснять? Что такое зло, я знаю прекрасно. Более того, вижу его воочию. Зло — это ты! Задуманная тобой афера не идёт ни в какое сравнение с бедствиями, случавшимися здесь прежде. Ты уведёшь с собой лучшую часть острожан и погубишь их всех в безжизненной пустыне между Ледяными горами и Мертвой рекой. А остальные, погребенные в мусоре, просто захиреют и вымрут. Ты несешь беду! Ты не должен жить! У меня нет оружия, но оно и не нужно! Я задушу тебя голыми руками! Пусть даже ради этого мне придётся пожертвовать собственной жизнью!

Последние слова он произнес — вернее, выкрикнул, уже навалившись на Темняка. Отчаяние удвоило силы Свиста, а кроме того, он застал своего противника врасплох (кто бы мог подумать, что этот гордый и неглупый человек отважится на столь дикий поступок). Если бы не своевременное вмешательство Бадюга, примчавшегося на шум, схватка могла закончиться отнюдь не в пользу Темняка.

Вдвоем они кое-как скрутили бешено сопротивляющегося Свиста и вытащили на улицу, но не через парадный вход, где своей очереди ожидала целая толпа посетителей, а через черный, устроенный специально для Годзи.

— Я не в обиде на тебя, — сказал Темняк на прощание. — Нельзя принимать так близко к сердцу собственные умозрительные построения. Ты утратил связь с реальностью. Твоей жизнью стала игра, придуманная безумцами и усовершенствованная тобой самим. Беспределыцики — это не название группировки единомышленников, а диагноз. Между прочим, твои товарищи, пробравшиеся на верхотуру, ведут себя совсем иначе. Я поддерживаю с ними достаточно добрые отношения. В переселении острожан, намеченное в самое ближайшее время, они будут принимать весьма действенное участие.

— Если это и в самом деле так, пусть они будут прокляты! — с чувством произнес Свист.

— Вот как встречают меня люди, ради благополучия которых я каждодневно рискую жизнью, — сетовал Темняк, осторожно ощупывая своё исцарапанное горло. — Это же надо, так испортить настроение! Невольно подумаешь, что все здесь такие… Неужели в очереди не найдется ни одного просителя, общение с которым вызвало бы у меня отрадное впечатление?

— Просители — люди безотрадные уже по самому своему положению, — заметил Бадюг, подбирая с пола осколки посуды, оставшиеся после визита Свиста. — Тот, кто просит, заранее готов на унижения. По мне так лучше украсть, чем просить… Но я всё же гляну. Авось что-нибудь отрадное и найдется.

— Только ты в очереди ищи, а не в соседнем притоне! — крикнул вслед ему Темняк. — Знаю я твои пристрастия…

Отсутствовал Бадюг не больше пяти минут и вернулся вместе с давней знакомой Темняка — Чечавой Одёжкой (впрочем, скрывая свое простонародное происхождение, она обычно выдавала себя за Иголку).

— Вот, — буркнул он, пропуская вперед девицу, разодетую и накрашенную как на бал. — Предпоследней в очереди стояла. Пришлось за беременную выдать, а иначе другие просители не пропустили бы.

То, что Чечава была облачена в парадный наряд, а не в повседневное платьице, сильно декольтированное как сверху, так и снизу, косвенно подтверждало слова Бадюга. Да и по притонам она не имела привычки шляться, блюдя если и не свою честь, то свой высокий статус.

— Не ожидал! — честно признался Темняк, усаживая девицу на самое почетное место. — Бадюг, сбегай-ка за свежим киселем.

— Я не пью, — заявила Чечава, томно обмахиваясь платочком.

— С каких это пор? — удивился Темняк, хорошо помнивший былые пристрастия своей гостьи.

— С нынешнего утра, — сообщила она. — Сразу после того, как услышала твои речи. Ведь там, куда ты нас зовешь, киселя, наверное, не сыщешь.

— Это ты верно подметила, — сказал Темняк, только сейчас осознавший, что перспектива лишиться любимого напитка может отвратить от похода немало ост-рожан. — Но там найдется другое питьё, куда более вкусное и полезное, чем кисель.

— Полезное нам ни к чему, — изрекла Чечава. — Нам давай такое, чтобы душу веселило.

— Найдется и это, — туманно пообещал Темняк и постарался перевести разговор на другую тему. — И как ты только удосужилась навестить меня? Большинство старых знакомых или шарахаются от меня, или валятся на колени. Причем у всех при этом вытягиваются лица. А ты прямо сияешь!

— Разве ты не рад этому?

— Наоборот, очень рад.

— Вот и славно… Хотя, честно сказать, сияю я через силу. Сердце у меня от страха вот где! — Она приложила ладонь к пупку. — Ведь Темняк Опора — это не какой-нибудь опостылевший сосед, с которым видишься по десять раз на дню. О тебе сейчас каждый клоп шуршит и каждая вошь верещит. Как я понимаю, даже город, который острожане когда-нибудь построят на новом месте, будет называться твоим именем.

— Скорее всего, он будет называться Новым Острогом, — возразил Темняк.

— Скромничаешь… Ну пусть даже и так. Всё равно память о тебе сохранится на долгое-долгое время, а быть может, и навсегда. Если бы я раньше знала, кем ты станешь нынче, то и относилась бы к тебе совсем иначе.

— Интересно, как? — Беседа эта постепенно стала забавлять Темняка. Похоже, что на сей раз Бадюг потрафил его желаниям.