Хозяева Острога

Он пытался обнять соблазнительницу, но Чечава, прежде так и льнувшая к нему, сейчас всё время куда-то ускользала. Поневоле включившись в эту игру, Темняк дал полную врлю своим рукам и, лапая партнершу куда ни попадя, внезапно порезался о что-то острое.

— Осторожней, — предупредил он её. — Тут у тебя какая-то застежка колется.

Чечава ничего не отвечала, а только сопела, но не от страсти, а скорее от усердия. Не даваясь в мужские руки, она упорно стремилась занять место сверху. Зная о пристрастии некоторых девиц к так называемой “позе амазонки”, Темняк несколько ослабил свое шутейное сопротивление — и тут же пожалел об этом.

Скомканный подол юбки оказался у него во рту, а в грудь что-то тюкнуло, словно клюнула хищная птица. Затем удары посыпались градом. Счастье, что на нём был жилет, куда более прочный, чем стальная кольчуга.

Темняк, замотанный в лифы и юбки, как в смирительную рубашку, извивался змеей, но никак не мог перехватить руку, наносившую удары. В конце концов ложе, приспособленное для сна и любви, но отнюдь не для гладиаторских забав, не выдержало нагрузки и развалилось. Оба несостоявшихся любовника оказались на полу. Чечаве, молотившей его ножом, поневоле пришлось сделать перерыв, которым не преминул воспользоваться Темняк.

Поймав руку, сжимавшую узкий, как вязальная спица, нож (Кнок словно в воду смотрел, говоря о шиле), он несколькими ударами о пол заставил пальцы разжаться.

Чечава, у которой вся косметика размазалась по лицу, походила сейчас на индейца племени сиу, вставшего на тропу войны. Она брыкалась, кусалась, плевалась, визжала, но всё было напрасно — Темняк распял её на плитах пола, словно великомученицу Евфрасию Галатийскую.

— Ну и стерва же ты, — промолвил он.

— Предатель! — выкрикнула она в ответ.

— Кого я предал?

— Сам знаешь!

Извернувшись, она тяпнула его зубами за кисть руки, но тут же получила звонкую пощечину. Как это ни парадоксально, но мерзкая ситуация, в которой оказался Темняк, ещё больше распалила его страсть. Продолжая награждать Чечаву тумаками и оплеухами, сам искусанный и исцарапанный, он тем не менее довел-таки до конца дело, с которого всё это безобразие и началось.

Когда нужда в девице отпала, Темняк отшвырнул её прочь, а затем, давая выход ярости, в клочья изорвал и изрезал все наряды. Каре подверглось и орудие преступления — он изломал нож, раз за разом вставляя его укорачивающееся лезвие в щель между плитами пола.

— Теперь всё в порядке, — сказал он, переводя дух. — Ядовитая змея осталась без жала.

— Без кого вы там остались? — поинтересовался через дверь Бадюг, уже вернувшийся обратно. — Без жара? Так я сейчас очаг разожгу. Можно будет лепешки испечь.

— Попозже, — ответил Темняк. — Сначала нужно кое-кого в муку истолочь.

Чечава, позабывшая свой прежний стыд, голышом уселась на обломки ложа и стала слизывать кровь с разбитых пальцев. Глаз её не было видно под упавшими на лицо волосами.

— Как хоть у тебя получилось? — участливо поинтересовалась она. — Хорошо?

— Просто замечательно, — признался Темняк. — Что-то похожее я ощущал только однажды, совокупляясь с предводительницей варварского племени, у которого находился в плену. Происходило это в двух шагах от жертвенного костра, на котором меня должны были изжарить, а сама она была страшнее обезьяны.

— Не вижу ничего общего, — заметила Чечава, поигрывая своими роскошными, хотя и слегка пострадавшими в схватке грудями.

— В обоих случаях жизнь моя висела на волоске. Это, наверное, и обостряло все ощущения.

— Тогда давай продолжим… Пока ощущения не притупились.

— Нет. Как говорится, спасибо и за это.

— Ты меня убьёшь?

— Не мешало бы… Тот, кто превращает любовь в орудие преступления, виноват вдвойне. Но в преддверии великого события марать руки кровью женщины как-то не пристало. Ты желала мне смерти из собственных побуждений?

— Нет, меня наняли.

— Что тебе пообещали?

— Много всякого, — она взмахнула руками, как бы принимая в них что-то необъятное. — На всю жизнь хватило бы.

— Кто они такие?

— Я с ними кисель не пила и в одной постели не валялась. Знаю, что они выдают себя за поборников покоя острожан. Дескать, если мы будем сидеть тихо, с нами ничего не случится.

— Лизоблюды, — пробормотал Темняк. — Достали, сволочи… О чем они ещё говорили?

— Говорили, что это дело, — она чиркнула себя ладонью по горлу, — следует закончить ещё до того, как ты доберёшься до Бойла. В противном случае надо будет устроить так, чтобы на Бойле тебя даже никто пальцем не тронул. По-моему, чепуха какая-то… При чем здесь Бойло?

— Здесь я опасен живой, а на Бойле мертвый… Впрочем, тебя это не касается, — поморщился Темняк. — Ты лучше о себе подумай.

— Только это и делаю. Ну как, скажи пожалуйста, я могла так опростоволоситься? Ведь наверняка, кажется, била! То ли ты заговоренный, то ли у тебя шкура твердокаменная.

— У тебя нож тупой, — буркнул Темняк. — А теперь слушай приговор…

— Я готова, миленький! — Чечава опустилась на колени, приняв позу, одинаково удобную и для любви, и для смерти.