Хозяева Острога

Бурную и бесплодную дискуссию прервал Темняк, напомнивший приятелям, что завтра стаю ожидает тяжелый день, чреватый, кроме всего прочего, ещё и малоприятными сюрпризами, на которые, по слухам, был так горазд Смотритель. Кроме того, в соответствии с рецептом покойного Бальзама Тюхе предстояло изготовить для Свиста лечебную мазь.

Сам Темняк браться за это дело не решался в силу своего незнания местных традиций. Трудно соблюсти соотношение нужных ингредиентов, если ты, к примеру, не отличаешь “румянку” от “небесной пыли”.

Свист к утру не выздоровел, как на это наивно надеялся Темняк, но зато и хуже ему не стало. Даже по улице он теперь ковылял самостоятельно, опираясь на щит или какую-нибудь палку. Вот только “бинты” его продолжали мокнуть от крови. На сей раз стая подготовилась к бою, как никогда. К луку, стрелам и спиралям добавился ещё и пресловутый “кишкоправ”, подобранный Тюхой уже после окончания вчерашнего боя. Однако покоя на душе все равно не было. Дурные предчувствия одолевали всех без исключения, а в особенности и без того мнительного Бадюга.

Он не говорил, а мрачно вещал:

— Слыхал я, что есть такие боешники, которые вместо всяких щитов используют огромные горшки. Забираются внутрь и катят их на врага. Внутри этого горшка они неуязвимы для самого опасного оружия. А как подкатят вплотную, опрометью выскакивают и начинают крушить всех подряд. Тут уж спасения не жди. Лучше сразу ложись да помирай.

— Будь я командиром, то паникёрам спуска не давал бы, — сказал Свист. — Язык надо резать подобным пророкам…

— А ты думаешь, ему это так просто обойдется? — немедленно отозвался Темняк. — Как бы не так! Если враги действительно прикатят в огромном горшке, о котором здесь говорилось, я заставлю Бадюга лечь под него. Такую тушу не объедешь, не переедешь.

— Смейтесь, смейтесь, — буркнул разобиженный Бадюг. — Как бы скоро плакать не пришлось… Во! Хлопок слышали? Уже и стеночка пропала. Будем дожидаться дорогих гостей, — он сделал руками что-то похожее на призывный жест.

— Кому это ты, интересно, машешь? — удивился Тюха. — Хлопок-то был с противоположной стороны. Туда надо поворачиваться!

— Как же туда, если не туда, — упорствовал Бадюг. — Я отчетливо слышал.

— Да и я не глухой!

— Уши надо почаще мыть!

— Нет, надо слушать ухом, а не брюхом!

— Не спорьте! — Свист топнуть ногой не мог, зато щитом брякнул изо всей силы. — На нашу беду, правы вы оба. Хлопков было два. И с той, и с другой стороны.

— Мне так тоже показалось, — подтвердил Темняк не очень-то доверявший своему слуху, однажды пострадавшему в отчаянной драке. — А разве бывает, что исчезают сразу две стены?

— На Бойле все бывает, — похоже, что Тюха пребывал в полной растерянности.

— И нам придётся сражаться одновременно с двумя стаями?

— Придётся…

— Надо без промедления покончить с одной, а затем напасть на другую, — предложил Свист.

— Как же, побегаешь с тобой… — буркнул Темняк и тут же спохватился, словно озаренный какой-то идеей. — Да что это мы все языком треплем! Решение ведь напрашивается само собой. Ни одна из стай не посвящена в замысел Смотрителя. Пусть они без всякого противодействия вступают на нашу территорию и сражаются друг с другом. Мы на это время спрячемся в норе. А уж потом, когда определится победитель, скажем свое веское слово.

Боешники, привыкшие действовать по освященному веками шаблону, слегка опешили. Повторялась история с засадой, едва не рассорившая стаю. Пришлось Темняку повысить голос и для острастки даже вложить в лук отравленную стрелу.

Стая, обуреваемая целым букетом страстей, главными из которых были страх неопределенности и недоверие к своему командиру, вернулась в нору, покинутую совсем недавно (даже едкий запах мази из неё ещё не выветрился).

Так уж получалось, что место у выхода досталось Бадюгу. Теперь он стал глазами и ушами стаи — правда, глазами не самыми зоркими и ушами не очень чуткими.

— Нагреби с улицы побольше мусора и оставь для себя маленькую щелочку, — посоветовал Темняк.

— Сейчас, сейчас, — Бадюг старательно засопел и завозился у выхода. В норе потемнело.

Потянулось ожидание, тягостное, словно погребальная церемония. Снаружи пока не доносилось ни единого звука.

— Видишь что-нибудь? — осведомился нетерпеливый Свист, оказавшийся от выхода дальше всех.

— Ничего… Нет, вижу! — воскликнул Бадюг. — Вижу!

— Кого?

— Ноги!

— Чьи?

— Боешников.

— Сколько?

— Ног-то? Одна пара, другая, третья, четвертая… Сначала шли. Теперь встали.

— Ты дырку-то в мусоре расширь! Виднее будет.

— Ага, а если заметят!… Забегали ноги, забегали! Сначала вперед, а потом назад. Отступают, надо полагать… Один уже готов. Лежит возле самой норы.

— Рожа у него какая? Черная, желтая, белая или обыкновенная?

— Нет у него рожи!

— Как это нет?

— А очень просто. Ему голову снесли… Остервенело бьются. Аж мороз по коже продирает.

Шум схватки, кипевшей почти рядом, проник в нору — топот, ругань, стоны, визг разящих спиралей, лязг щитов, какие-то странные звуки, похожие на автомобильные гудки.