Хозяева плоской Земли

Я находился в комнате, пахнущей ладаном, розами и старой утварью. Лишённая окон, она была освящена мерцающими огоньками свечей, расставленных в два ряда вдоль стен и особенно обильно – перед неким подобием алтаря с завораживающе разноцветным кругом мандалы64 и грустным бюстиком Девы Марии, сложившей в смиреной молитве худые руки. На какое-то мгновение мне показалось, что я перенёсся обратно в Бразилию и оказался в помещении, где вот-вот будут совершать ритуалы Вуду.

Комната была пуста. Когда глаза привыкли к полумраку и свечам, я заметил на дальней стене колышущиеся нити бусин до самого пола. Там, вероятно, и скрылась Татьяна. Больше спрятаться было некуда.

Не успел я протянуть руку, чтобы расчистить себе проход дальше, как мне навстречу вышел странный тип. Пониже меня ростом, с залысиной, в очках, в сандалиях на босу ногу, в шортах, тёмная рубашка навыпуск, но при этом легко узнаваемая колоратка65 католического священника. Озабоченно посмотрев на то место, где должен был находиться охранник и, оценив своё положение, он поднял взгляд на меня, улыбнулся и пожал мою уже не так решительно протянутую руку. Рукопожатие вышло странным, одними пальцами. Мне оставалось только по привычке подыграть, так что в итоге он не сразу высвободил кисть, несколько раз осторожно потряс её, улыбнулся ещё шире и сказал на беглом английском, но с ужасным итальянским акцентом:

– Я вас ждал, брат мой. Проходите. Мы ещё не начали.

Я замялся, пытаясь осознать услышанное. Меня явно приняли за кого-то другого, вот только плохо это или хорошо, непонятно. Чтобы замять заминку и не дать ему передумать, я ответил по-итальянски:

– Прошу меня простить, падре.

– О, – восхитился он, уже забыв про охранника, который мог ведь просто отлучиться. – Меня не предупредили, что вы знаете язык наших святых отцов.

Я подумал, что вообще-то святые отцы должны были говорить на латыни, однако спорить не стал. Да и кто знает, кого именно он подразумевал?

Чудаковатый священник отступил в сторону и отодвинул передо мной бусины, приглашая войти. Было бы странно, если бы я теперь отказался. Узенький коридорчик, молочная палка галогенной лампы в дальнем конце, крашеные стены и – отсутствие запахов. Здесь это было непривычно и приятно. Несколько обшарпанных дверей, мимо которых мы прошли, стояли под амбарными замками. Мой провожатый шёл впереди, что должно было означать полное ко мне доверие: если хотят себя обезопасить, обычно вежливо пропускают вперёд. Сейчас, когда я это всё вспоминаю, мне становится удивительно, каким я был отчаянным дураком, наивно полагавшим, будто опасности боятся храбрецов.

Свет галогенной лампы остался далеко позади, и священник включил фонарик. За его прыгающим по стенам и полу лучом мы прошли ещё несколько поворотов, узкой лестницей поднялись на два пролёта, миновали несколько тоже пустых комнат с железными кроватями, спустились на пролёт вниз – я даже не мог предположить, что на Уокинг-стрит есть такие большие дома, – снова куда-то свернули, и когда я уже окончательно потерял ориентацию, привели в сумеречную залу, освещавшуюся через два примитивных витража под потолком. Поскольку снаружи была ночь, витражи либо подсвечивались специально, либо оказались рядом с уличными фонарями, что в моём случае никакого значения не имело. А имело значение то, что в сумраке залы я снова увидел Татьяну. Точнее, женщину, которая издалека была очень на неё похожа. Когда мы вошли, она приблизилась, и я понял, что обознался. Незнакомке было далеко не двадцать и даже не тридцать лет, но миниатюрный рост, спортивная фигура и чёрные волосы до пояса легко сбили меня с толка. Её английский был безупречным:

– Мы не называем имён, но вы ведь знаете, чьи интересы я тут представляю, не так ли? – начала она без разгона и не обращая внимания на священнослужителя, который смиренно замер чуть в стороне.

– Несомненно, – ответил я, не раздумывая. Это была игра, а я всегда считал себя игроком. Когда правила неизвестны, играть становится тем более интересно.

– Сегодня утром нам подтвердили счёт, и отправка готова. Сколько вам нужно времени, чтобы пройти таможенную очистку?

Это уже было ближе к моей компетенции. За время работы на транспортные фирмы я успел кое-что усвоить из реалий повседневной жизни погрузочно-разгрузочных служб и таможни. Поэтому импровизированный ответ не заставил себя долго ждать и прозвучал, на мой взгляд, вполне убедительно:

– Зависит от срочности и пункта пересечения границы.

– Срочность вам известна. Как обычно. В Японии утренний улов к обеду уже не продашь. А пункт, если я не ошибаюсь, всегда указывали ваши люди. Это я хотела поинтересоваться у вас, куда доставлять контейнеры.

Возникла короткая пауза. Я не поверил, что речь идёт о какой-то рыбе. По поводу рыбы в присутствии католического священника в шортах не встречаются. Про Японию она упомянула явно нарицательно. Меня смущали контейнеры. Рыбу, если она свежая, а тем более живая, возят в чанах и бочках, будь то машина или железнодорожные вагоны.