Но самым примечательным было то, что ни на дверях, ни на колоннах не было ничего, что помогло бы мне этот вход открыть или хотя бы позвать на помощь. Я машинально посмотрел под ноги и убедился в том, что нет, булыжники и бетон порога испачканы достаточно, чтобы свидетельствовать о периодическом его пересечении в одну и другую стороны. Я просто не понимал, как это сделать. Отошёл подальше, насколько позволяла узость улицы. Посмотрел на два этажа окошек под резным фризом. Не кричать же «Папа! Папа!» в надежде, что откроют.
Я уже был готов к тому, чтобы растеряться, когда мой взгляд упал на странную коротенькую цепочку с колечком, торчавшую прямо из светло отштукатуренной стены справа. Обычная цепочка в палец длиной, расположенная ровно между зелёными дверями нужной мне конторы и стеклянным входом в закрытый соседний магазинчик.
Потянул за колечко. Пошло туго. Потянул сильнее. Подлое колечко больно врезалось в палец. Вытянув до упора, отпустил. Цепочка медленно уползла обратно в стену. Для уверенности повторил попытку ещё дважды. При этом никаких звуков наружу не доносилось. Меня отвлекла весёлая компания туристов, очевидно, скандинавов, прошедшая мимо со смехом и початыми бутылками не то пива, не то вина, и я не сразу заметил, что маленькое окошко в двери приоткрылось, и на меня изнутри смотрят два больших глаза в очках. Большими их делали непосредственно очки, хозяин которых явно страдал дальнозоркостью.
– Слушаю вас, – сказал привратник как-то слишком вежливо для итальянца в такое время суток.
Вместо ответа я деловито сунул руку за пазуху куртки, достал конверт, извлёк письмо и протянул в окошко. Письмо было внимательно изучено, окошко захлопнулось, и дверь неторопливо приоткрылась внутрь, ровно настолько, чтобы дать мне возможность протиснуться. За ней тянулась узкая галерея, из которой открывались выходы в открытые дворики слева и справа.
Привратник просканировал меня взглядом из-под толстых очков. Небольшого росточка, в типичной католической ризе, опрятный, чистенький и неразговорчивый. Продолжая держать моё письмо в руке, он повёл меня за собой, свернул налево, открыл не слишком презентабельную дверь, за которой оказалась лесенка в подвальный этаж. Не скажу, что я ожидал увидеть дворцовые покои и застывших в карауле швейцарских гвардейцев, однако скромность обстановки наводила на мысли либо о божественной аскетичности, либо о дьявольской хитрости владельцев этого заведения.
Лесенка была винтовой и, судя по тому, сколько мы по ней кружили, уходила глубоко под землю. Только ленивый, думал я, упираясь взглядом в узкие плечи моего проводника, не знает о том, что под каждым крупным городом залегают многокилометровые лабиринты катакомб, и Рим с его тайнами – не исключение. А потому, собственно, неважно, насколько непрезентабелен внешний вид входа в подземелье, важно – куда он ведёт.
Я не задавал лишних вопросов, точнее, вообще никаких вопросов не задавал, поскольку пребывал в уверенности, что спокойствие и невозмутимость являются отличительными чертами людей, связанных с тем, к чему я прикасался, и мне следовало на их фоне лишний раз не выделяться, если я хотел добыть нужную информацию.
Думаю, наш спуск продолжался метров тридцать, то есть на глубину той самой колонны Непорочного зачатья, что стояла неподалёку на площади. Закончился он перед чугунной дверью с облупившейся голубоватой краской, какие, вероятно, встречаются на подводных лодках или в старых фильмах о золотохранилищах. Для полного ощущения возвращения в прошлое не хватало чадящих факелов по стенам, которых заменяли пыльные электрические плафоны мутно-оранжевого света.
Когда мой провожатый наконец вернул мне письмо, чтобы иметь возможность обеими руками открыть тяжёлый железный засов, я понял, что внутри никого нет. Насмотревшись фильмов про бандитов и полицейских, я предполагал, что подойду к эдакой тюремной стойке, назову имена тех, с чьими делами хочу ознакомиться, меня заставят ждать, и какой-нибудь клерк лениво вынесет из архивных глубин несколько потёртых папок под расписку. Однако едва ли есть такой клерк, даже в Италии, который станет сидеть взаперти в подземелье и ждать, когда кто-нибудь его навестит.
Действительно, за дверью оказалась неожиданно большая комната, нет, не комната, а целая зала, от стены до стены уставленная шкафчиками в человеческий рост. Всё это я увидел, когда очкарик щёлкнул выключателем на стене, и под потолком со специфическим галогенным жужжанием пробежала гирлянда белых вспышек.
– Сколько вам нужно времени? – задал он первый с момента нашего знакомства вопрос.
– Не знаю… час… полчаса…
– Хорошо, я зайду за вами через сорок пять минут. Если закончите раньше, нажмите вот на эту кнопку. – И он показал на большую пластмассовую пуговицу, утопленную в стене рядом со входом.
С этими словами он вышел, снова забрав у меня письмо, а я смотрел и слушал, как лязгают железные засовы.