Звали нашего капитана слегка на греческий манер – Илос. Он был крепким старичком, размеренным, видимо, в силу своей тучности, и обладал, как я уже упоминал, довольно сильным голосом. Благодаря многолетним хождениям по одному и тому же маршруту он слегка говорил по-исландски, однако мне с того было мало проку, и мы немного поговорили о том о сём через Пеппи, которая впоследствии поинтересовалась, почему я такой пассивный. Я переспросил, что она имеет в виду. Оказалось, она решила, что если мне предстоит встать на путь главы туристической фирмы, я не должен терять времени и поелику возможно расспрашивать людей, так или иначе с этим поприщем связанными. Капитан Илос должен быть для меня буквально кладезю знаний, поскольку именно через его палубу проходит большинство туристов с большой земли. А я задаю какие-то дурацкие вопросы ни о чём: про погоду, про то, где он берёт топливо, про скорость течения и прочую трехомуть. Честно говоря, я не был уверен в том, что она имеет право меня таким образом шпынять, но смолчал, признав в душе, что по большому счёту Пеппи, конечно, права. В том смысле, что я не произвожу впечатления человека, заинтересованного в доходном деле, которое мне преподносят на блюдечке. Ну так я им и не был. Меня до сих пор влекло одно лишь любопытство, причём не столько к бизнесу, сколько к его укромному положению на почти недоступном севере, а уж захватит оно меня так, как некогда захватывала кража дорогих машин, перевозка грузов на дальние расстояния или идея спасения людей из лап мафии – это вопрос открытый.
Как ни странно, чем ближе мы подходили к югу острова, тем теплее становилось. Едва ли это можно было объяснить растущим во мне волнением перед встречей с Тимом и компанией. Под «компанией» я, разумеется, подразумевал одного, от силы двух, людей, которые ему помогали. На фотографиях сайта я видел главным образом Тима и либо просто жителей острова, либо улыбающихся и довольных участников его групп, однако на нескольких он стоял в обнимку с невысокой хорошенькой девушкой, а надпись под снимком гласила нечто вроде «Мы с Ингрид после богатого улова» или «Ингрид и я готовы к путешествию». Легко было сделать вывод, что эта Ингрид – подружка Тима и наверняка тоже имеет отношение к конторе. Ещё я видел несколько фотографий дяди и просторной избы, значившейся как «ресторан», из-за широкой стойки которого посмеивалась немолодая, но статная женщина, судя по описаниям, мать Тима. Я ставил себя на их место и представлял, какие бы чувства меня переполняли, если бы в моё дело неизвестно откуда должен был приехать и вписаться совершенно незнакомый мне человек, причём на правах чуть ли не хозяина. Думаю, я бы воспринял эту необходимость встречать его, размещать и развлекать если не в штыки, то с понятной неохотой. Интересно, что ждёт в подобном случае меня? Как бы ни претило соглашаться с Пеппи, она могла оказаться права: из одного только уважения к этим людям я должен настроиться более деловито и по возможности проявить активный интерес к тому, чем они занимаются, то есть, продумать уместные и неглупые вопросы. Чем я и занялся, уединившись в каюте на несколько часов. Заодно час-другой покемарил.
Когда мы и в самом деле ещё засветло обогнули густо заросший соснами мыс, течение резко закончилось, включились винты с моторами, и мы вошли в большой залив, у дальнего берега которого уже горели сигнальные огни. Я понял, что скоро будем причаливать, и занервничал. Бросился в каюту собирать разложенные по койке пожитки, проверил наличие подарочной бутылки, зачем-то пересчитал наличность, запихнул всё лишнее – то есть всё – в рюкзак и вышел на палубу в одной рубашке с закатанным рукавами, потому что мне уже было по-настоящему жарко.
Пеппи куда-то пропала, и я заметил её, скромно стоящую в стороне, лишь когда мы, все пассажиры, сгрудились на палубе в ожидании толчка о пристань и переброса трапов. Признаться, я немало поломал голову на тему того, почему столь быстро и перспективно начавшееся знакомство столь же быстро сошло на нет, однако ни к какому убедительному объяснению не пришёл и, основываясь на опыте, списал всё на смену настроений, которая часто наблюдается у взрослеющих женщин. Они оказываются рабынями сиюминутных ощущений и порой сами не понимают, почему реагируют на происходящее так, а не иначе, причём впоследствии жалеют о содеянном ничуть не меньше нас – потерпевшей стороны. Собственно, потерпевшим я себя нисколько не воспринимал, потому что если честно, то все мои ощущения в тот момент внезапно свелись к непреодолимому желанию провести несколько минут в каком-нибудь уединённом месте, где была бы тишина, покой и много-много туалетной бумаги.