Хозяева плоской Земли

Ночью мы по определению можем видеть на небе только светящиеся собственным светом объекты. Звёзды, например. Или метеоры. Или мигающие лампочки пролетающего на высоте в считанные километры самолёта. Луна же, похоже, никакого отношения к свету Солнца не имеет. Из чего она должна быть сделана, чтобы отражать чужой свет как гладкий блин? Даже если посветить на зеркальный шарик, любой увидит, что на его поверхности только одна точка яркая – где отражается сам источник, а дальше всё становится темнее и темнее. Луна же как фосфором намазана. Сейчас, над островом, её фосфор был бледен, ровно надкушен, причём совсем не там, где могла бы быть тень от Земли. Которой сейчас вообще быть не могло, поскольку Земля оказывалась в стороне от лучей, идущих прямиком к Луне. Но и светлый бок последней смотрел вовсе не на Солнце, а куда-то выше него, откуда никакой свет, разумеется, не шёл. Жаль, что в пору уроков астрономии я гораздо больше интересовался соседкой по парте, нежели объяснениями учителя. А может и наоборот – соседка-кривляка спасла меня от научного идиотизма.

Теперь моей соседкой была Пеппи, однако мне не хотелось посвящать её в свои мысли. Я не был уверен в том, что она меня правильно поймёт. Мы достаточно хорошо к тому моменту познакомились, чтобы я не замечал в её суждениях определённую прямолинейность, которая бы наверняка не выдержала необходимости подумать за рамками учебников. Показать человеку, что его окружает совершенно не тот мир, о котором он знает по книжкам и телевизору, а чтобы увидеть настоящий, достаточно отрыть глаза – значит привести собеседника в животную ярость, причин которой он или она зачастую не осознают сами. Гораздо удобнее считаться умным, потому что знаешь готовые решения, чем думать заново.

Течение, действительно, было мощным и быстрым. Я не только видел это по проносящемуся мимо берегу, но и слышал – по тишине, которая наступила в тот момент, когда на корабле отключили ненужные моторы, и мы понеслись по водной глади сами, уносимые на юг незаметным для глаз потоком. Меня уже тогда посетила мысль о том, что вокруг этого странного острова всё складывается удобно для человека, но при этом совершенно естественным образом. Дальнейшее только подтвердило правоту моего скоропалительного вывода.

Увлечённый собственными размышлениями, я как-то не сразу заметил, что теперь большая часть пассажиров оказалась на палубе. Люди стояли и сидели, где придётся, что-то жевали, тихо между собой переговаривались и с интересом следили за тем же, за чем и я – за береговой линией и быстро сменяющимися живописными видами. Для местных жителей они производили впечатление слишком восхищёнными окружающими красотами. Итальянцы в своих городах выглядят показательно деловыми и утомлёнными памятниками и туристами с фотоаппаратами. У этих, правда, фотоаппаратов не наблюдалось, но по жестикуляции было понятно, что они воодушевлены и горды родной природой. Кстати, я не сразу сообразил, чего мне в этой публике ещё не хватает. Потом понял: выпивки и курения. Помнится, когда пересекаешь в Европе какие-нибудь водные преграды на катере или пароме, не всем, но многим жутко приспичивает поторчать на палубе с сигаретой и уж тем более с банкой чего-нибудь горячительного хотя бы для того, чтобы подпортить ощущение от свежести ветра и запахов моря остальным. Здесь никто об этом как-то не подумал, что тоже было пустяком, зато приятным. Даже капитан, образ которого для любого любителя Майн Рида или Жюля Верна представляется бородачом с вечно дымящейся курительной трубкой, подходил под это описании лишь наполовину: борода у него была, седая и длинная, как у волшебника, а вот привычкой попыхивать ароматным табаком он у своих предшественников так и не перенял.