Хозяева плоской Земли

– Что где?..

– Я тебя слушала внимательно, а ты меня – нет. Очнись. Я думаю о том, что если легенда про Элинор – это не легенда, а быль, то и червь Ибини в том или ином виде мог существовать. Куда он докопался? Что это за столб подземный, который заставил его снова выбираться на поверхность?

– Теперь уже мы этого точно не узнаем, – сказал я. – Если даже такой подземный ход был и вёл непосредственно через тот колодец на острове, не то дурочка Хель в него упавшая, не то давление воды его разрушили, и мы ничего не сможем проверить и доказать.

– Почему?

– Я же говорю – давление. Чем глубже под воду, тем тебя сильнее сжимает. Тот же воображаемый червь, пока он ползёт просто в земле, он находится как в шахте. Если стенки не осыпаются, то и не давят. А если такую шахту заполнить водой – сама можешь себе представить, что будет. Я читал, что погружение на каждые десять метров увеличивают давление ровно на столько, сколько давит на нас на поверхности. Они там называют это «давлением в одну атмосферу». Короче, коробочка захлопнулась.

– Может быть, не всё ещё потеряно. Что пишет про это Элинор? Где её послание?

Мы отыскали соответствующую фотографию.

– Смотри, – продолжала Ингрид, – она называет наши миры «закрытыми». Наверное, как твоя «коробочка». Но она эту «закрытость» как-то преодолела. Не знает, как именно, но преодолела.

– Почему не знает. Вот пишет: «я оказалась здесь при рождении». Звучит, согласись, довольно непонятно, если не сказать глупо, потому что мы тут все оказываемся при рождении.

– Возможно, она имела в виду, что у неё был выбор, в каком мире родиться.

– Хм…

– А те, кого она называет «они», пришли «по своей воле и в одном теле». Думаю, это как раз и значит, что они каким-то образом прошли по этой линии, которая на рисунке соединяет два круга. Причём, как она уточняет, обратной дороги нет никому – ни ей, ни им.

– Именно. И как я и говорю, она дальше упоминает путь через воду, через «низ», где нас сжимает, и через «верх», где, наоборот, разрывает.

– Почему?

– Почему разрывает?

– Ну, да.

– Из-за всё того же давления. В небе оно работает ровно наоборот, нежели в воде. Чем выше ты поднимаешься, тем воздух вокруг тебя становится разряжённее, то есть он меньше на тебя давит. Мы тут, когда были на Харамеру, видели пролетающий мимо дирижабль…

– Что видели? – снова не поняла Ингрид.

Оказывается, я до сих пор забыл ей рассказать про эту впечатлившую меня встречу. Ингрид внимательно слушала и представляла себе, как это может быть.

– Если ты нальёшь в ведро масло, а потом воду, через какое-то время всё масло окажется на поверхности. Почему?

– Давление?

– Нет, на сей раз плотность. Вода плотнее масла и вытесняет его. Камень утонет, деревяшка будет плавать – и всё по той же причине. Так и в шар можно надуть газа, который будет не такой плотный, как остальной воздух, и его потянет куда?

– Вверх, – ответила она, не заметив, что я её беззлобно передразниваю.

– Правильно. Потому что он будет легче воздуха. Но газ внутри ограничен стенками. На которые этот самый воздух постоянно давит. И чем выше шар поднимается, тем это давление слабее. Под водой сильнее, а в небе слабее. В какой-то момент давление внутри и снаружи сравняется, и шар по идее должен остановиться в своём подъёме. Если каким-то образом заставить шар подняться ещё выше, давление внутри станет сильнее, чем снаружи, и он лопнет.

– Значит, облака легче воздуха?

– Если бы это было не так, они бы опускались на землю и превращались в туман, – согласился я.

– Никогда об этом не думала! А где сейчас тот дирижабль?

– Откуда же мне знать?

Скоро оказалось, что она не единственная задаётся этим праздным вопросом.

Утром в деревню пришли люди в сером. Именно пришли и именно в сером – иначе не скажешь. Их было четверо. Они отличались от всех пришельцев, каких нам приходилось здесь видеть: в серых шляпах, тёмных очках, белых рубашках, серых галстуках, и серых костюмах под распахнутыми серыми пальто. Довершали странный вид чёрные ботинки, которые наверняка были чёрными, когда они ступили на наш остров, однако, как я сказал, они пришли, пришли пешком, и теперь на ботинках лежала дорожная грязь и пыль. Никто из четверых этого не замечал.

Когда я их увидел, вместе с ними шла моя мать, поскольку они заглянули к ней в трактир прежде.

– Им чего-то нужно, а я не пойму, – сказала она, покосилась на непрошенных гостей и удалилась.

Все четверо некоторое время молча смотрели на меня, ничего не говоря. Гладко выбритые лица, закрытые очками. Шляпы надвинуты на самые брови, волос не рассмотреть, будто их нет. Неприятная компания.

– Вы тут живёте? – наконец спросил один из них по-английски с незнакомым мне акцентом.

– Живу. Вы заблудились?

– К вам недавно никто не прилетал?

Вопрос звучал более чем глупо, поскольку вообще-то у нас могут разве что прискакать, приехать или вот так же, как они – прийти. Я был настолько сбит с толку всем этим представлением, что не сразу сообразил насчёт дирижабля. А когда сообразил, решил почему-то помалкивать и ответил отрицательно.