Хозяева плоской Земли

Путь нам предстоял неблизкий, поэтому отец не стал мучить своих лошадок всякими телегами, а оседлал Дари и Нурика, и мы отправились короткой дорогой через лес верхом. Признаться, верховая езда всегда давалась мне с некоторым трудом, отец об этом знал, но тем упорнее настаивал на том, чтобы я ею с детства не пренебрегал и учился. Со временем я свыкся, хотя никогда особого удовольствия от безконечного подпрыгивания в такт лошадиному бегу не получал. Да и переговариваться на скаку было чертовски неудобно. В молчаливом галопе по просекам прошло не меньше часа, когда отец, пустив Дари неспешной рысцой, выждал, пока я поравняюсь с ним, и поинтересовался, как у меня идут дела. Не в смысле расхожего «Как дела?», которое у нас тоже всё чаще стало использоваться в роли ничего не значащего приветствия, а в смысле «Что происходит?». Я обрадовался возможности провести несколько минут без сумасшедшей гонки и охотно поведал ему о событиях своего последнего путешествия. Поведал кратко, основное, без лишних ненужных подробностей. Он слушал внимательно, не перебивал и только кивал в такт лошадиному бегу. Понять, что он думает по поводу услышанного, не представлялось возможным. Отец не верил во многое из того, во что верил я, хотя и не мешал мне верить. Он просто полагал, что ему это за ненадобностью. Он считал себя человеком приземлённым и гордился этим. Говорил, что на таких людях держится мир. В детстве я был с ним совершенно согласен и хотел стать таким же, но оказалось, что у каждого человека своя жизнь и своя судьба. Теперь настала моя очередь не мешать ему не верить.

Мы добрались до того места, где Южная разливается во всю ширь и мелеет при этом настолько, что её можно преодолеть вброд. Главное не спешить, чтобы не дать коням переломать ноги на гладких валунах. Мы с отцом проделывали это неоднократно, но всякий раз мой лоб при любой погоде покрывался испариной, а ладони становились влажными. Секрет заключался в том, чтобы задать направление и не мешать животине справляться с задачей самостоятельно. Нурика я знал довольно хорошо. Ему можно было довериться с трудную минуту. При всей своей пугливости он умел сосредотачиваться и никогда меня не подводил. Даже когда поскальзывался, хотя подковывал его сам отец и подковывал всегда надёжно. В итоге мы достойно преодолели неприятности, а заодно и брод, однако я дал себе зарок, что обратно поведу Нурика пусть и долгим путём, но через мост.

Расспрашивать отца о происходящем в его жизни я не стал. Я знал, что всё сведётся к одним и тем же сухим доказательствам его охотничьих заслуг как добытчика в нашей семье, потому что туристы туристами, а есть нужно всем. Он меня вовсе этим не попрекал, он просто напоминал, откуда на столе в доме и в материнском трактире берётся всегда свежая рыба, птица и прочая дичь. Мне лишь оставалось понимать это как красноречивые намёки и самое ближайшее время напрашиваться в помощники. Мы по-прежнему охотились и рыбачили вместе каждый месяц, иногда чаще, хотя и не настолько часто, как хотелось бы ему.

Цель нашей поездки, дирижабль, совершил вынужденную посадку и совершил её неудачно. Нам даже удалось пообщаться со свидетелем, который видел, как из проплывавшего по небу «корабля» спустился на длинном тросе якорь и зацепился за верхушку дерева. Дирижабль к тому времени достаточно снизился, однако со стороны казалось, что решение бросить якорь оттягивалось до последней минуты – ещё немного и береговая линия осталась бы в недосягаемости за его кормой. На дирижабле стали подбирать трос, вся конструкция пошла вниз, но в самый последний момент дунул ветер, дирижабль резко крутануло, развернув кормой вперёд, и прочная в принципе ткань оказалась пропоротой в нескольких местах острыми ветками деревьев. Рассказчик упомянул, что услышал визг, с которым воздух выходил наружу, приняв его поначалу за человеческий. Что до людей, то есть до пассажиров дирижабля, то он сам помогал им выбираться из покорёженной и грозившей оторваться кабины.

Мы разговаривали в непосредственной близости от места крушения, и я спросил, что стало со спасёнными. Судя по описанию, Ингрид ошиблась: прилетевшими были как раз те двое с фотографий. Охотник сказал, что они получили незначительные повреждения вроде вывиха руки и рассечения лба, и его друзья увезли их к себе приводить в чувства. Он же остался, чтобы поучаствовать в снятии «корабля» с деревьев, которые он своим серым видом портил. Работы велись неспешно, тщательно, так что мы в награду за его историю имеем теперь полное право в них поучаствовать. Отец с готовностью согласился, но спросил дорогу и велел мне поторопиться, чтобы опередить незнакомцев в очках и шляпах. Охотник поинтересовался, в чём дело. Отец обещал ему объяснить, как только я отправлюсь в указанном направлении. Мы с ним заранее обсудили такой расклад и пришли к выводу, что нашим непрошенным гостям угрожает какая-то опасность (описание жёсткой посадки только усилило наши подозрения), а я, вероятно, единственный, кто сможет найти с ними общий язык.