Хозяйка драконьего замка

Жестокость, унижения, лишения. Три кита, на которых базировалась самоуверенность Дареша. Особенные мучения Эйвери доставляло видеть, насколько нежен тот с Лелианой, которую задаривает жемчугом и мехами, которой выискивает редкие артефакты, для которой загоняет зверя на императорской охоте.

Лично я, в отличие от Эйвери, придерживалась прямо противоположной точки зрения. Сорок лет на свете живу. Жестокий всегда жесток, вот чему научил меня опыт. Лишившись девочки для битья в виде Эйвери, он очень быстро станет жесток и с Лети.

Мой взгляд невольно скользнул по танцующим парам, пока не отыскал бумажно-тонкую фигурку моей соперницы, одиноко подпирающей стену. О… Если бы взгляды имели силу и вес, меня бы уже пронзили тысяч клинков. Глупая Лети действительно меня ненавидела.

— Ты стала очень смелая… — задумчиво сказал муж, сдавив мне ручищей талию. — Это нехорошо.

Он резко остановился прямо посреди танца, окинув взглядом залу и резко произнес:

— Мы желаем принять дары. Но перед этим моя жена готова сказать свое слово.

Уже без всяких экивоков он буквально проволок меня обратно к панке, откуда, к счастью, убрали блюдо с личинками, силой усадив меня рядом. В груди у меня шевельнулось тяжелое беспокойство.

Интуиция, не раз спасавшая мне жизнь, буквально выла об опасности, но… Я совершенно не понимала, какие слова я должна сказать?

Покопалась в памяти Эйвери, и та путано предоставила мне на выбор картинки полутемного храма, белой вспышки, которую Дареш вынул из ее груди и взял себе с улыбкой победителя. Сырых стен монастыря, в которых прошли детство и юность Эйвери. Комнатушки с грубо сколоченной, даже не прошлифованной толком мебелью, полной пыли и затхлой сырости, которую ей предоставил Дареш. Скудные и редкие приемы пищи, не блиставшей ни разнообразием, ни пользой. Подозреваю, Эйвери кормили с одного стола со слугами.

К нам снова подтянулся плотный круг гостей. От тесноты, запахов вина, благовоний, цветочных духов с новой силой нахлынула дурнота, и я жадно вцепилась в новый кубок, заботливо придвинутый кем-то из челяди.

Дареш с такой силой сжал мне руку, что я едва не выругалась по старой памяти.

— Моя вейра желает молвить великое слово, — удержать маску любящего супруга Дарешу не удалось, и последнее слово он почти прошипел.

Впервые за вечер я дрогнула. Глаза у мужа налились мутной охрой, в глубине которой метнулись вертикальные зрачки, на запястье проступила жесткая чешуя. Впервые я видела звериную суть мужчины так близко. Его… предвкушение.

— Вальтарта измучена войной, и моя супруга жаждет внести свой вклад во имя нашей победы.

Наступила тишина, сравнимая с гробовой, только сердце в груди слабо трепыхнулось от подступающего ужаса. Муж обвел триумфальных взглядом толпу гостей, под едва слышное аханье, и продолжил:

— Через трое суток она войдет в лабиринт Арахны, дабы умилостивить своей жертвой разгневанных богов.

Глава 2. Жертвоприношение

С памяти словно сдернули плотную ткань.

Лабиринт Арахны: темные скалистые тунели, пробитые в горе Бальза, душные факелы, освещающие неровность стен, страшная тишина, от которой стынет в груди.

В горе, облюбованной восмирукой богиней Арахной не работала драконья магия, поэтому туда посулами и силой запускали простолюдинов-веев, чтобы те ставили факелы вдоль ходов. Так далеко, насколько хватит храбрости.

Сильнейшие дракониры Вальтарты входили в лабиринт, уверенные в своем магическом превосходстве, и всех их Арахны высосала до дна, а после выкинула на обратной стороне горы. У берега реки Тихош часто находили мумифицированные тела, закутанные в шелковую нить.

Говорили, богиня не любит мусорить в своем доме.

На этой горе произошла одна из самых кровавых битв между армией ифритов и драконами. Три дня лилась кровь, пока не покрыла всю гору кровавой пленкой, да вот беда, просочилась та в детские коконы божественных паучат, и отравила весь выводок. Говорили, гневается Арахна, дышит злобой, съедает драконов, посмевших войти в ее лабиринт…

А как не войти, если в нем сокрыта древняя рукопись, руны в которой меняются ежедневно, рассказывая будущее. Вот и идут на смерть мастерицы-пряхи со всех концов страны, дабы умилостивить Арахну своим мастерством, смягчить боль материнского сердца.

Дареш водил Эйвери к лабиринту.

Вывез ее из имения под предлогом поездки в город, а сам завез через дальний лес к скале и запретил сопровождающим идти за ними.

— Здесь ты умрешь, — жарко шептал он ей в ухо. — Здесь Арахна раздерет тебя на куски, чтобы накормить твоим телом новых детей

Хуже всего было то, что Дареш завелся. Толкнул в острые камни, разорвал корсет и едва не взял силой. И если бы не волна чистой злобы, пошедшей из лабиринта, Эйвери уже не была бы девственна, и, может, смогла бы дать отпор своему отвратительному супругу.

Я затряслась от темного ужаса, прошившего тело от макушки до золоченых свадебных туфель, и тут же с силой схватила себя рукой за запястье.

«Дыши, — сказала себе жестко. — Просто дыши. Это не твой страх».